Ёко Такахаси
Я люблю дождь
Хорошо бы видеться с ним хотя бы раз в неделю, подумала я. А сегодня уже десятый день, если считать с нашей последней встречи. И все это время не переставая льет дождь.
Из-за дождя теряешь представление о днях недели. Ни за что не скажу, какой сегодня день. В моей комнате нет газет. А календарь висит еще с прошлого года. И то только потому, что мне нравится картинка на нем.
Картинка эта – так, пустячок, на ней изображена спящая на стуле кошка. Мне нравится белая шерстка у нее вокруг глаз. Глаза прищурены, точно от яркого света, мордочка покоится на мягких лапах.
Он тоже любит кошек, – вдруг вспоминается мне.
– А собак, значит, не любите?
– Не люблю.
– Почему?
– Они подхалимничают перед человеком.
– Стало быть, и людей такого рода вы не любите?
– Не люблю.
– Но ведь и мне не чуждо стремление угождать другим.
– Раз ты сама в этом признаешься, это не вполне так.
Возможно, он прав. Потому что все эти дни я продолжаю его ждать. Из дому вовсе не выхожу – наверное, из-за дождя. Порой я даже со страхом думаю, уж не является ли мое добровольное затворничество своего рода манией? Но, во-первых, ожидание мне приятно, а во-вторых, встречаться с людьми просто для того, чтобы развеяться, слишком обременительно.
Позавчера явилась Макико и сказала:
– Что ни говори, вы не подходите друг другу. На мой вопрос, что это значит, пояснила:
– Если быть до конца откровенной, у вас нет перспектив.
«Если быть до конца откровенной»… Какая бестактность! Я все меньше понимаю ее. Макико – из тех людей, что торопятся с выводами. И сами же их смакуют.
Капли дождя скатываются по стеклу.
Однажды мы с ним наблюдали такую же картину. Когда это было? Ах да, мы ехали в машине.
Он попросил меня остановить машину. Я остановилась у парка. Он сказал, что мешает стук «дворников». Я выключила «дворники». И тогда вокруг внезапно воцарилась тишина. В этой тишине было даже что-то пугающее. Ночь, никаких прохожих, лишь падают дождевые капли. В ту ночь он сказал:
– Я люблю дождь.
Прежде я никогда не задумывалась, люблю дождь или нет. Если уж на то пошло, с дождем для меня были связаны некоторые неудобства, только и всего. Но теперь, глядя на капли, падающие на ветровое стекло, я почувствовала, что дождь загадочным образом манит меня. Я поняла, что дождь – красив.
Спустя некоторое время откликнулась:
– Я тоже люблю дождь.
Возможно, слова Макико попали в цель. Она допустила бестактность, но я не сержусь. А может быть, даже хочу, чтобы она меня побранила.
Я жду. Но чего? Разумеется, жду его, но что, в конце концов, мне от него нужно?
Встретились мы в поезде. По воле случая наши места оказались друг против друга, и поэтому было бы неестественно, если бы мы лишь обменивались взглядами и ни о чем не говорили.
Мы перекинулись несколькими короткими фразами. Откуда вы? Куда едете? Чем занимаетесь? Простите, а сколько вам лет? Наверное, чуть больше двадцати? Ничего интересного, значительного в нашем разговоре не было.
Когда мы подъехали к Токийскому вокзалу, я почувствовала страшную жажду. Выброшенная на платформу одновременно со звуком вырывавшегося из-под вагона сжатого воздуха «шу-у», я со всех ног помчалась к крану с питьевой водой. Вытянувшись на цыпочках, точно ребенок, стала прихлебывать струящуюся из крана воду.
И тут я почувствовала на себе чей-то взгляд. Не разгибаясь, подняла от крана лицо и увидела, как он стоит и разглядывает меня. Все это длилось какой-то короткий миг, но мне показалось, что прошла бездна времени. Позабыв закрыть кран и не отирая губ, я уставилась ему в лицо.
Он подошел.
– Я временно живу в Камакуре. Сейчас пересяду на линию Йокосука и поеду туда. Дом у меня совершенно пустой, и мне очень одиноко. Не могли бы вы приехать ко мне погостить? – С этими словами он вложил мне в руку маленький клочок бумаги. И, уже сделав несколько шагов прочь, добавил: – Да, я забыл сказать о кошках. У меня есть кошки. Целых четыре. Я как раз еду их кормить. – И, едва улыбнувшись, он направился к лестнице.
Окликнуть его было уже поздно. Развернув зажатый в ладони клочок бумаги, я увидела обрывок какой-то рукописи, а поверх него номер телефона.
Какая навязчивость! – подумала я, но на душе отчего-то сделалось радостно.
В поезде мы обменялись лишь немногими словами, но что-то в нем неотступно преследует меня. То ли его взгляд, как бы очерчивающий контуры моей фигуры, то ли манера говорить, как бы заранее зная, что скажет в ответ собеседник, а может быть, просто всегда привлекающая меня в людях форма несколько удлиненного лица. Вполне возможно, что все это вместе или, наоборот, что-то совсем иное.
Не знаю. Странный человек. Впрочем, одно мне ясно.
То, что он неверно определил мой возраст. Дело в том, что с первого взгляда никогда не поймешь, сколько мне лет.
Поездка к нему была лишь вопросом времени. Без сомнения, меня тянет к нему. Тот бесформенный клочок бумаги, обрывок какой-то рукописи, порхает в моем сердце. Быть может, следует смело покориться? Главное, особенно не размышлять, не размышлять. Все будет хорошо, говорю я себе.
Нужно только набрать номер. И сказать всего одну фразу: «Мне и правда захотелось взглянуть на море».
Но ведь я ничего о нем не знаю, кроме его имени, не знаю даже, сколько ему лет. Я уже начинаю забывать его лицо. «Никогда не следует сразу же откликаться на приглашение, – говорила Макико, – мужчины от этого наглеют». Но ведь так считает она. Ей хорошо. Взяла на вооружение несколько готовых формул и применяет их в зависимости от ситуации.
А у меня незыблемых принципов нет. Их и не может быть, когда поступки рождаются из опыта.
А-а, дрожь все не унимается. Что же это такое!
Летний ветерок освежал. Давно уже не случалось мне ездить в одноместном купе, и жесткость сиденья была приятна. Пустой вагон. Как раз подходящее место, чтобы все хорошенько обдумать. «Такова сила обстоятельств», – говорю я проплывающему за окном пейзажу.
Будто оправдываясь перед собой за то, что одного маленького клочка бумаги было достаточно, чтобы я сорвалась с места.
После Офуна зелени становилось все больше. Поглощенная рассматриванием мелькающих за окном картин, я снова сказала себе: «К тому же еще и пейзаж».
Под этим словом я разумею все, так или иначе связанное с его образом. Час сумерек, когда мы с ним встретились, плеск водопроводной воды, наконец, этот обрывок рукописи. Все совпадает в какой-то верхней точке. Сейчас я на вершине – и уже готова полюбить.
И вот я еду в город на берегу моря. Не значит ли и это, что я просто-напросто охмелела от окружающего меня пейзажа? Пытаюсь выдавить из себя не очень-то радостную усмешку.
Но все эти мысли занимают лишь частичку меня. На самом же деле я испытываю даже страх от собственного решения, настолько мной владеет чувство неуверенности.
Поезд плавно останавливается. Порывистым движением поднимаюсь с места и лениво выхожу из вагона. Сквозь прищуренные глаза вижу, как под лучами летнего солнца уже белесо сверкает пространство по ту сторону выхода. Из-за этого сияния фигуры ожидающих как бы скрадываются и предстают в виде силуэтов. Ищу глазами его. Виден человек с поднятой рукой. Похоже, что это он, но выглядит заметно похудевшим. Возможно, из-за прилипшей к телу майки.