Порой мне кажется, что он нереален. Мои сны — в их воплощение в реальность мне верится больше, чем в то, что этот замечательный человек со мной. Я не спасаю человеческие жизни, не делаю открытия в науке и лекарство от рака я тоже не изобрела. Поэтому в недоумении, за что жизнь преподнесла мне его в награду.
Я часто дотрагиваюсь рукой его теплой кожи, чтобы убедиться, что он настоящий, а не плод моего больного воображения. По его телу тут же толпой пробегают мурашки и он пытается скрыть свою реакцию на мои прикосновения за смущенной улыбкой. Он всегда стесняется своих чувств, но даже не подозревает, что выглядит при этом чертовски мило.
Я редко говорю ему это, но… Я люблю его. Люблю все его недостатки и достоинства, люблю его ямочки на щеках и шрамы на руках, люблю его тягу к точным наукам и непонимание гуманитарных предметов. Люблю его от и до.
Он просыпается раньше меня. Ну, я позволяю ему так думать. Он никогда не узнает, какое наслаждение я получаю от этих утренних минут, когда он неторопливо встаёт с постели и закрывает шторы, чтобы солнечные лучи не разбудили меня. Затем он присядет перед кроватью и будет долго смотреть на мои пока ещё волнистые с утра волосы. Я всей душой ненавижу свои завитушки, а он только смеётся, глядя на то, как я сражаюсь с утюжком для волос.
— Зачем ты это делаешь? — он спрашивает это всегда. — Твои волосы так красиво спадают волнами на плечи.
И я откладываю утюжок в сторону до следующего утра, ведь завтра я буду вновь недовольна своими совсем не прямыми волосами.
Ванная — моя территория. Она абсолютно вся заставлена моими кремами, лосьонами, бальзамами и прочими женскими штучками. Окидывая взглядом всё это великолепие, он выглядит как потерянный щеночек и предпринимает попытку найти нужное самостоятельно, но в конце концов мои кремики побеждают.
— Женя, где здесь мыло? — кричит он. — Я не хочу, чтобы потом мои руки весь день пахли твоими орхидеями или чем-то подобным!
Мне становится грустно. Ещё час — и он уйдёт на работу, а я на учёбу. Теперь мы увидимся только в четыре часа, это время кажется вечностью. Нашими помощниками будут мессенджеры, помогающие поддерживать связь и не затосковать окончательно. Я уже говорила о том, что он стесняется своих чувств и проявляет их крайне редко. Но перед уходом он неизменно обнимает меня и оставляет на виске легкий поцелуй, значащий куда больше, чем может показаться на первый взгляд.
В тот день он был другим. Он не разговаривал со мной утром, не попрощался и в течение дня не написал ни одного сообщения. Я волновалась, но списывала всё на плохое настроение. Все мои страхи, казалось, отступили, когда я увидела его возле здания, где учусь. Он сжимал в руках букет моих любимых хризантем, но на лице не было и тени улыбки. Оно не выражало абсолютно ничего. «Устал», — упрямо твердила себе и спешила ему на встречу под завистливые взгляды знакомых девочек. Да, с таким чудом повезло только мне.
Он предложил прогуляться. И опять очень долго молчал, словно набирался сил перед тем, как сказать что-то важное. Я позволила себе помечтать и уже представляла, как сейчас он достанет колечко и попросит стать его женой.
— Так я же маленькая, — кокетливо отвечу я, припоминая все его дразнилки.
— А я большой, — улыбнётся он, — идеальный тандем, правда?
Я так размечталась, что не сразу услышала, что он там бормочет.
— … в общем, полки я освободил.
— Что? Какие полки?
— В шкафу.
— Зачем? Нам мало места? Давай я переложу часть вещей в комод, станет просторнее.
— Нет, Женя. Ты не поняла. Я съезжаю.
Цветы выпали из моих рук. Нежно-розовые лепестки разлетелись по дороге. В тот момент я думала только о том, что теперь их будут безжалостно топтать прохожие. Эти лепестки — олицетворение моего сердца. Оно также рухнуло и разлетелось на части. Он прошёл по нему и не пощадил. Теперь моё сердце также завянет и почернеет. Его не спасти.
— Прости, — развёл он руками, — так вышло.
И ушёл. Оставил меня наедине с моими слезами и болью.
До вечера я бродила по городу. Холодный ветер продувал до костей, но это было ничто в сравнении с тем, какой холод сковал мою душу. Вернуться в нашу квартиру не было сил, но всё же я сделала это. Она была пугающе пустой, тихой и чужой.
Его здесь больше не было. Не было его вещей, его парфюма и беспорядка на рабочем столе, из-за которого я частенько ворчала, но всё же разбирала все бумаги по полочкам. На диване не валялись футболки, в раковине не стояли кружки из-под кофе, которые он не успел помыть с утра.
Боль разъедала меня. Она сжигала плоть, ломала кости и отравляла кровь. Это было невозможно. Я чувствовала каждую клеточку своего тела, каждую молекулу. Они нещадно болели и требовали утолить боль, но я не знала, чем.
Дни потекли бесконечной серой массой. Все они были одинаковы и ничем не отличались друг от друга. Я не просыпалась — я просто открывала глаза. Отсидев учебный день, я плелась домой, на автомате покупая молоко и чёрный хлеб. Я не ем чёрный хлеб, а он без него не начинал свой день. Дома я куталась в плед и бестолково пялилась в стену, копаясь в себе и пытаясь понять причину его бегства. Где я оступилась? Что я сделала не так? Он забрал все свои вещи, но оставил сотню вопросов.