- Мисс Уотсон, а что же касается ваших взаимоотношений с вашим коллегой Томом? Можете сказать, какие они? – красивая уже немолодая женщина, которая, однако, хранила в себе нотки утончённости, протягивала микрофон Эмме Уотсон.
Девушка улыбнулась, пряча за улыбкой растерянность, и мысленно себя пожурила – она ведь знала, куда шла, равно, как и знала, что именно у неё будут спрашивать. Эмма бросила короткий взгляд на мужчину, который стоял в окружении журналистов немного поодаль. Он улыбался и, кажется, был уверен в своих ответах. Ей вдруг остро захотелось урвать часть этой уверенности себе.
***
Когда они познакомились, он тоже улыбался.
- Здравствуй! Меня зовут Том. Кажется, я твой коллега, - молодой человек слегка поклонился, и было в этом что-то как от шутки, так и от джентльменского жеста.
- Добрый день! – На губах Уотсон заиграла сдержанная улыбка. – Меня зовут Эмма.
- О, я знаю.
Она невольно отметила, что молодой мужчина похож на небезызвестного Тома из мультика «Том и Джерри». Сама не понимала, почему именно такая ассоциация пришла ей в голову.
Так прошло их первое знакомство.
- О, вы уже познакомились, это хорошо, - их прервал помощник режиссёра, который забрал молодых людей в кабинет, где им вместе с остальными актёрами предстояло полностью ознакомиться с первым сезоном сериала. К слову сказать, оказалось, что Том, как и она, играет главную роль. А значит, на экране она будет жертвой, а он – как это принято называть по-модному, абьюзером.
Это всё её лучшая подруга, Хезер. Это она в пьяном угаре, когда девушки заливали раны Эммы, предложила ей сняться в чём-то таком.
- Покажи им всем, что ты не трусиха, покажи, что ты давно отпустила ту историю, - язык Хезер порядком заплетался. – Брось им всем вызом… э… вызов! Пусть прекратят мусолить расставание тебя и этого мудака Джейкоба.
И Уотсон согласилась. В алкогольном угаре подтвердила свою роль, чтоб потом на утро остро об этом пожалеть.
- Хм… И кого ты будешь играть? Некую Гермиону Грейнджер? – прикладывая холодную бутылку ко лбу, спрашивала её подруга. – О, хороший выбор. Обнажёнки быть не должно, лишь лёгкие намёки на эротику. Слушай, а в конце они влюбятся друг в друга?
- Хезер, - сдавленно улыбнулась Эмма, - это вообще-то тайна… Он умрёт вроде как.
- Ой, да ладно. О! А кто будет играть плохиша… Драко Малфоя?
- Ещё пока неизвестно…
Том Фелтон. Этот улыбчивый мужчина с серыми пронзительными глазами, которые, как она заметила, могли становиться такими, словно на них была какая-то поволока…
«Как он мог быть плохим?» - спрашивала себя Уотсон, задерживая взгляд на молодом человеке. А когда он вдруг поднял свой взор на неё, спешно уткнулась в сценарий.
Уж если на то пошло, то она бы лучше подошла на роль мрачного садиста, нежели он. Тем более, что на душе в последнее время творился сплошной мрак.
После знакомства была читка.
И она, честно, не представляла его в роли такого человека. А зря…
Блондин оказался профессионалом своего дела. Он преображался на площадке, как и она. Его лицо кривилось в гримасе презрения, иногда к нему примешивалось чистой воды отвращения, а губы вздрагивали, когда он протягивал:
- Грейнджер…
Как только звучала команда «Стоп! Снято!», он тут же менялся. Невообразимым образом менялись его лицо и его осанка.
- Эмма, всё в порядке? Мы ведь друзья? – улыбчиво спрашивал он, когда девушка смахивала наигранные слёзы.
- Да, Том, спасибо, - она принимала его протянутую руку, которая всегда была тёплой, и шла вместе с ним к их креслам, на которых красовались гордо буквы «Гермиона Грейнджер», «Драко Малфой».
***
- Том, будь жёстче! Придави её сильнее! – требовал голос в рупоре.
- Та куда уж жестче, - бормотал Фелтон себе под нос, - она такая хрупкая, - а это было почти слышно.
Эту сцену они снимали долго, это было тяжело для всех. Но парадоксом было то, что, казалось, тяжелее всех приходилось именно мужчине, который должен был на камеру применить насилие к девушке.
- Всё в порядке, Том, - Уотсон ободряюще улыбалась, чувствуя, как у самой сводит скулы от неестественности её улыбки. В её памяти, словно забытые покойники, воскресали ненужные воспоминания, и душу девушки сжимал в тисках дикий ужас. Кажется, Фелтон это видел, поэтому, вздохнув, видимо, решил побыстрей закончить с этим. Он прикрыл на миг глаза, кивнув, что готов, а когда открыл – пред ней предстал жестокий и властный Малфой, который, придавив Гермиону к стене за шею, шептал ей в губы:
- Ты будешь моей, грязная сучка. Хочешь ты этого или нет.
Как только прозвучали два заветные слова о том, что сцена сняла, блондин забрал свою руку и обеспокоенно посмотрел в лицо девушки.
- Ты?..
- Всё в порядке, - конечно, он знал. Все знали её историю, закончившуюся судебным запретом. Эту тему разбирали по кусочкам все газеты и интернет-издания Великобритании, а некоторые и в других странах. А она тем временем по кирпичику возводила стену вокруг себя.
Том цокнул губами.
- Может, по кофе, раз уж у нас перерыв?
- Можно, - девушка улыбнулась в ответ на его взгляд исподлобья.
- Тогда я сейчас принесу.
Он всегда приносил ей кофе и какие-то разные пончики. Иногда они были совсем несъедобные, на что мужчина плевался, а потом хохотал и говорил, что всё равно хочет перепробовать как можно больше их вкусов, даже отвратительных.
Эмма так и не понимала, где Том их только откапывал.
Он много шутил. Где раздавался смех на площадке, будьте уверенны, там находился Фелтон. Его шутки были харизматичные и добродушные. Он чувствовал грани других людей, не переходя их. А когда им выпадали такие тяжёлые совместные сцены, её коллега по цеху старался как можно больше шутить при ней. И каким-то невероятным образом это всегда срабатывало – Эмма отвлекалась, сначала отвечала улыбкой, а потом и вовсе смеялась над его рассказами.
- Господи, Том, и это всё приключилось с тобой?
А он кивал в ответ и как-то смущённо отвечал:
- Ага, я в детстве был тем ещё разбойником.
Иногда он воровал со стола режиссёра фломастеры и рисовал какие-то карикатуры.
Получалось довольно правдоподобно. Правда, на Эмму так и не нарисовал, хотя девушка и просила.
- Ты идеальна, я не знаю, какую твою черту можно высмеять. Только не говори другим, обидятся, - с задорным огоньком в глазах повторял он, и Уотсон не могла понять, шутит ли он, или всерьёз.
***
Его дыхание опаляло её кожу. Кажется, даже серые глаза стали на несколько тонов темнее.
Драко Малфой страстно впивался в её губы, сминал их под своим напором, лишал любой свободы выбора. Было страшно стыкаться с такой тьмой. Она чувствовала трепет перед этой необузданной стихией, но когда всё заканчивалось, его пальцы прекращали жёстко сжимать её кожу, и глаза напротив становились другими. Они были осмысленными, пытливыми, и таили в себе нотку ещё чего-то, чего-то располагающего к себе, но такого, что она не могла прочитать, что это.