— И ты решила от меня это скрыть? — спросил он.
— Я же сказала, тут и скрывать нечего… — Я подняла глаза. Алекс лежал на спине, опираясь на локти, и глядел в океанскую даль. Его нос был ярко-розовым. — Нет, я не собиралась тебе говорить.
— Даже когда думала, что переспала, с ним?
Был ли здесь правильный ответ?
— Я решила признаться, когда мы вернемся домой, но когда выяснилось, что ничего не было, то решила тебя в это не посвящать.
Алекс не переменил позы и ничего не сказал.
— Я не видела смысла еще сильнее все усложнять. Ничего не было! Бессмысленно было причинять тебе боль без реальной причины!
Прошла целая вечность, когда он наконец длинно выдохнул и кивнул:
— В этом есть логика.
— А все остальное мы выяснили, правда? — Столько времени почти боясь смотреть ему в глаза, я теперь больше всего хотела встретиться с ним взглядом. — Ну, про эти дурацкие фотографии в Интернете?
— Ты знала, что Джеймс — гей, когда была в его бунгало в ту ночь? — спросил он.
«Что произошло с твоим „ты не обязана ничего мне объяснять“?» — подумала я, сосредоточенно надувая щеки.
— Нет, но у нас же ничего не было, — ответила я.
И не солгала — ведь по-настоящему ничего не произошло.
— Не хочу выглядеть параноиком, но мне показалось странным, что ты звонишь в четыре утра и признаешься в любви, а через несколько часов в Интернете появляются ваши с Джеймсом фотографии. — Он повернул ко мне голову и снял темные очки. — А почему ты любишь меня, Энджел?
Бессовестный! Задать мне мой же вопрос!
— Почему я тебя люблю?
— Признаться в любви легко, а вот объяснить, почему любишь, — другое дело, — поддел он. — Уж ты-то это знаешь.
— Да. О'кей.
Я снова закрыла глаза. Черт, это совсем не просто. Надо было открыться много недель назад, и тогда мы вообще не вели бы сейчас этот разговор. Почему мне так трудно это произнести? Ведь всю жизнь я четко объясняла людям, почему я их люблю!
— Я люблю тебя, потому что у тебя для меня всегда наготове футболка под подушкой, даже если ты не уверен, останусь ли я на ночь. Я люблю тебя, потому что ты помнишь, что утром я люблю сладкий чай, а вечером сахар не кладу, и потому что в «Старбаксе» ты всегда делаешь вид, что забыл, что я просила низкокалорийный горячий шоколад, потому что вообще-то я люблю нормальной жирности, но не заказываю из опасения, что продавщица молчаливо осудит меня, толстушку.
Алекс уже улыбался, поэтому я продолжала:
— Я люблю тебя, потому что, выходя из метро, вижу тебя в кофейне возле твоего дома, или когда я возвращаюсь домой, а ты в кондитерской покупаешь мне «Лаки чармс», у меня всякий раз щекочет под ложечкой. Когда я стучусь в твою дверь, за секунду до того, как ты отзываешься, у меня внутри словно поднимаются мелкие пузырьки. Проснувшись, я ищу тебя, даже если тебя нет рядом, словно просыпаться с тобой запрограммировано во мне по умолчанию… — Я скопировала его позу, опершись на локти. Черт, песок был на редкость горячим. — Ну как, я прошла?
Он наклонился и нежно поцеловал меня в губы — порозовевшая, горячая от солнца кожа оставила на моей ощущение тепла, — и потом очень долго и я, и он молчали.
— Это был тест не для тебя, — сказал Алекс, немного отодвинувшись. — Это был тест для меня. Я не хотел тебя расстраивать, я не хочу быть одним из тех кадров, которые не доверяют своим девушкам, но хотя это и не оправдание, я сильно обжегся в свое время с моей бывшей. Но ты не она, я это знаю. Обещаю, я никогда не буду изводить тебя вопросами. Я вел себя как говнюк.
— И это все?
— А что, недостаточно?
— А разве ты не скажешь, что любишь меня, но жить со мной не в состоянии?
Я уперлась лбом в его лоб, удивляясь, почему не могу просто закрыть рот.
— Собирался вообще-то остановиться на «я тебя люблю», — сказал он, пихнув меня на песок и снова поцеловав.
— Ну, тогда мне это подходит, — сказала я, перекатываясь и устраиваясь на нем сверху.
Все-таки песок был ужасно горячим.
Глава восемнадцатая
— Дженни, это я, — монотонно повторяла я в сотовый. — Возьми трубку, если ты меня слышишь.
Ответа не было. Я, как в ловушке, металась по темной квартире, где отрубились все светильники, сколько я ни щелкала сетевым выключателем у моей кровати (мама была бы очень мной горда).