— Ну, я побежала, Саня, а то провороню очередь за хлебом.
— Успеешь! Вместе сбегаем.
Я обнимаю ее, подталкиваю к обшарпанному, залитому чернилами, с изрезанной клеенкой столу. Усаживаю любимую на табуретку, кладу перед ней шершавые листы, покрытые моими фиолетовыми каракулями. На первой странице старательно выведено заглавие очерка: «Слезы».
Читает Ленка и еще больше веселеет. В таком настроении, конечно, не до критики. Если бы я чепуху написал, все равно похвалила бы. Она до небес возносит мои свежепролитые на бумагу «Слезы».
— Здорово, Саня! Верила я в тебя, а все-таки не думала, что так размахнешься. Ты должен писать и писать. Куй железо!
Слушаю и не придаю значения ее словам. Не талант мой ценит, а только мою любовь к себе. И повесть вот так же возносила, а толку нет и нет.
Ленка угадывает мои мысли, набрасывается на меня:
— Теперь, Саня, я еще больше верю в твою книгу. Напечатают, вот увидишь. И этот очерк тоже.
— Хватит нахваливать. Не за что.
— Есть!.. Ты только послушай, маловер, что вылилось из-под твоего растопыренного пера!..
И она вслух, с пафосом читает, прямо-таки декламирует «избранные», ударные страницы:
— «Всего лишь пятнадцать минут спускал я поезд с горы в долину, а сколько пережил, перечувствовал, передумал!.. Гора Магнитная! Нравственная моя вершина! Я знаю, что отныне, где бы я ни находился, буду смотреть на жизнь только оттуда — с Магнит-горы. Надо всегда видеть далеко, чтобы чувствовать себя человеком».
Раскраснелась моя Ленка. Очи засияли. Губы сочные, жаркие. Вдохновила ее моя ночная писанина.
— «Есть у человека потребность, более острая и властная, чем любовь и голод. Это работа, труд. Переполненный радостью созидания, впервые засмеялся и запел первобытный человек. Создав рычаг из обыкновенной дубины, он сделался богатырем. На протяжении тысячелетий работяга умнеет в труде. Растет и растет Человек в человеке. Трудом объединяются люди».
Ленка чмокнула меня в щеку и опять читала. Вот, ради одного этого стоило проливать «Слезы».
— «Мы, рабочие, через горы и океаны протягиваем друг другу мозолистые руки. Плоды нашего труда — самое великое, что было, есть и будет на земле. Руда, добытая на Магнит-горе, и выплавленный из нее чугун принадлежат и тебе, житель африканских джунглей, и тебе, земледелец долины Ганга, и тебе, шанхайский кули... Наша пятилетка станет путеводной звездой для многих народов. Социализм ляжет великим мостом между континентами и странами. Я счастлив, что строю мост, по которому пройдут в будущем сотни миллионов людей. Дожить бы мне до великого времени!»
Ленка опять поцеловала меня. Теперь не в щеку, а в губы. Вот как награждает. Если бы и от Вани перепало столько похвал!..
Бегу в редакцию. Бросил пухлую пачку на стол Гущина и вроде безучастно отошел к окну, задымил папиросой. Слышу, как за моей спиной Ваня перелистывает страницу за страницей. Перестает шуршать бумагой. Дочитал! Ну, что скажешь? Говори, собака, не томи!
Молчит. Соображает.
Жду, не оборачиваюсь. Сердце колотится.
Ваня тихонько подкрадывается сзади, опускает на мою спину свою тяжелую ладонь.
— С днем рождения вас, товарищ писатель!
Хватает меня за плечи, поворачивает лицом к себе.
— Поздравляю от всего сердца!
— Напечатаешь в газете или?..
— Напечатаем, старик, да еще с радостью. Сейчас же пойду к редактору. Забронирую место для самородка. Подожди меня.
Он придвинул мне свой стул и вышел. Прежде всего я глубоко вздохнул, вытер потный лоб и, подняв голову к небу, беззвучно, как лошадь, засмеялся: «Вот и оправдал твое доверие, Ленка!»
На душе у меня было легко и светло.
Вбежал Ваня, шумный, сияющий. Мнет мои плечи, треплет уши, ерошит волосы.
— Полный порядок, старик! Твое сочинение идет в завтрашнем номере. Все самое срочное и самое важное вытеснил талант Голоты.
Напечатали.
Ударник, призванный в литературу!..
До сих пор ударял только на паровозе, на горячих путях, на Магнит-горе — и вдруг, пожалуйте, милости просим, покидайте землю и поднимайтесь в заоблачные высоты. Не стесняйтесь, чувствуйте себя как дома. Не боги, мол, горшки обжигают. Никто не рождается ни директором, ни генеральным секретарем, ни писателем, ни композитором. Все люди равны. Кто был ничем, может стать всем. Губарь был обыкновенным мастером в Мариуполе. Бетонщик Галлиулин когда-то кожу драл с дохлых лошадей, а сейчас краса и гордость Магнитки. Максима Неделина в деревне заедали злыдни, начинал он свою жизнь в Магнитке землекопом, а теперь знаменитый экскаваторщик, орден Ленина из рук Михаила Ивановича Калинина получил.