— Неплохо, — подает свой голос Быба. — Кутузовская доля ждет вас. Сердце его осталось в Бунцлау, глаз похоронен в Крыму, а тело в Петербурге, в Казанском соборе.
— Спасибо за точную справку.
Губарь смеется, пожимает руку Быбе. И тот смеется. Доволен.
Гарбуз разжигал с шофером костер, готовил картошку. Губарь ушел в лес. А мы с Быбочкиным забросили в озеро крючки, уныло ждем удачи. Нет и нет ее. Слишком прозрачна вода — все видит рыба.
— Ну как, потомок, чувствуешь себя после покушения? — шепотом спрашивает меня Быба и почему-то оглядывается.
Вот они какие, хранители государственных тайн! Где надо и где не надо темнят, секретничают.
Я сильно шлепнул удилищем по воде.
— Давно и думать перестал. Был Тарас и нет Тараса, один пшик остался. Перековывается.
— Оптимист ты, Голота! Корешков Тараса не увидел.
— Клюет!.. — оборвал я Быбу.
Он выдернул из воды голый крючок, выругался:
— Сорвалась!..
Достал из банки свежего червя, ловко нанизал на крючок, швырнул подальше.
— Что у тебя случилось вчера?
— Вчера?.. Ничего.
— А взрыв?
— Какой взрыв? Где?
— Ну этот... когда тебя кипятком ошпарило.
— Да это просто лопнуло водомерное стекло.
— А почему оно лопнуло в тот самый момент, когда ты оказался на паровозе недруга?
— Атаманычев — недруг? Мы с ним друзья.
— И давно?
Самое подходящее место и время для вопросов и ответов! Чего он привязался?
— Карасей пугаешь, рыбак! Помолчите трошки.
— Слушай, потомок, а ты не можешь со мной разговаривать без раздражения? Вроде нет причин. Уважать должен, а ты...
— Есть причина! — перебиваю я Быбу. — Друга записываете в недруги, покушение пришиваете.
— С кем подружился, потомок? Известна тебе сердцевина Атаманычева? Знаешь, чем он занимался до тридцатого? Каким духом пропитан? Куда нацелился?
— Какой же он все-таки? Что натворил?
Быба многозначительно молчит и внушительно смотрит на меня мутными, набитыми дымом глазами. А я своего добиваюсь:
— Преступление Алешки секретное, да?
Он хмурится, долго выбирает в банке подходящего, на свой вкус, червя. Любовно нанизывает его на крючок и отвечает на мой вопрос вопросом:
— Видел ты на бетонной плотине клеветническую вывеску: «Слезы и пот народа»?
— Видел. Нашли виновника? Кто он, этот маляр?
Быба метнул в озеро грозно засвистевший крючок с наживкой.
— Будущий строитель Беломорско-Балтийского канала. ЗК, статья пятьдесят восемь тире семь, пункт «б»!
Он засмеялся. Без меня веселится. Я спрашиваю:
— Что ж преступного в этих надписях?
— Все! Видел самостийную мазню и не понял, куда нацелился выдумщик? Вот так историческая личность! Энтузиазм народа, его трудовую волю пытается подорвать этот писака.
— Да разве такое под силу одному человеку?
— Моська верит в свои силы, когда лает на слона. Если у маляра добрые намерения, чего он прячется? Белыми нитками шита красивая отсебятина. Пресечем! И кто же он, этот кандидат в лагерники?.. Твой друг Атаманычев. Есть экспертиза почерка! Есть вещественные доказательства!.. Раскумекал? Его песенка спета.
Вот оно, настоящее покушение. Смотрю на поплавок и ясно вижу в зеркале воды Алешу. Зарос бородой. На плечах лагерный бушлат. Смертная тоска в глазах...
Я ударил по воде удилищем, разбил зеркало.
Быба оглянулся, нет ли кого поблизости. Доверительно прижался ко мне и приглушил свой мощный бас:
— Я, потомок, знаю толк в такого рода выдумках. Всяких субчиков пришлось повидать. Были чистенькие снаружи, пригожие, и такие, что молились на красную звезду, и такие, что наши серпасто-молоткастые гербы против своего сердца пришпиливали.
Быба хлопнул себя по лбу, прикончил комара. Внимательно посмотрел на окровавленную ладонь, ополоснул ее в озере.
— Известно тебе, защитничек, что Атаманычевы подкармливают молочком да сметанкой малолетних наследников осужденного Тараса Омельченко? И деньжатами и барахлишком снабжают. Вот оно как! Советская власть карает поджигателя, а хуторяне Атаманычевы... Только за одно это надо их хватать за шкирку.
Не по душе мне все, что изрекает Быба. Раздражает и словами, и каждым своим движением.
— А почему нельзя пожалеть детей? — говорю я. — Да еще жене Атаманычева. Сколько она претерпела в жизни!..
— Сколько?.. Что ты о ней знаешь?
— Знаю!
— Мы второй месяц разрабатываем эту святую семейку и никак до корней не можем докопаться, а ты все, оказывается, знаешь. Давай рассказывай!