— Ничего я вам рассказывать не буду.
Я выдернул из воды крючок, бросил на берег удочку и пошел к огню, к Гарбузу.
Степан Иванович удивленно смотрит на меня.
— Чего дрожишь? Замерз? Грейся!
До чего же хорошо слышать человеческий голос! До чего приятно смотреть в чистые теплые глаза. Быстро согрелся я около Гарбуза.
Уезжали мы с Банного сумерками, синими-синими, как вода в озере. Дотлевал костер, присыпанный землей. В лесу начала свою ночную песню какая-то птица: свист вперемежку с визгливым хохотом. Улетучились комары. Одежда стала чуть влажной от вечерней росы.
Машины заняли свои привычные места: впереди «форд», потом гончая собака Губаря, в хвосте — козлик. Неказист на вид, но для меня милее «линкольна». Наша машина. Сделана в годы пятилетки. И на мои деньги построен автозавод на Волге. Скоро и у меня будет «газик». Плавится для него металл. Обтачиваются детали. «Автообязательство» приобрел. Отвалил аванс, остальную сумму выплачу в рассрочку. Научился рулить. Пока своей машины нет, я с завистью поглядываю на чужие, выклянчиваю у шоферов баранку. Дают, не скупятся. И шофер Быбы расщедрился:
— Эй, Голота, хочешь порулить?..
Хватаюсь за переднюю дверцу и с диким воплем отдергиваю руку.
Водитель и Быба расхохотались.
Шофер проделал известный фокус с высоковольтным проводом: насытил корпус машины электричеством.
— За такие фокусы морду бьют, — сказал я шоферу. — Считай, я саданул тебя в ухо.
Подошел, громыхая кожаным пальто, Губарь. Лицо серьезное, глаза строгие.
— Надо бить не исполнителя, а вдохновителя. — Яков Семенович презрительно посмотрел на Быбу.
Тот раскатывал в ладонях папиросу, напряженно ухмылялся.
— Шуток вы не понимаете, байбаки! Раньше Голота шутил, теперь я. Вот мы и квиты. Правда, Саня?
— Ничего себе шуточки! В американской тюрьме, в камере пыток так изволят шутить.
Быба почему-то не обиделся на слова Губаря. Смущенно смолк.
Мы конфликтуем, а Гарбуз как ни в чем не бывало дымит в сторонке трубкой. Наконец не вытерпел, решил вмешаться.
— Тю на вас, божевильные люди! Из-за непойманной рыбы перегрызлись. Шкуру неубитого медведя не поделили. Закругляйтесь, лыцари! По коням!
Ну и ну! Удивил меня Степан Иванович своей примиренческой позицией. Не жалует он Быбу, и все-таки... Что на него нашло?
Примчались в Магнитку. Я попросил Степана Ивановича подбросить меня в Горный поселок.
— Кто там у тебя?
— Друга надо повидать. Вы его знаете. На горячих работает. Атаманычев.
— Сын Побейбога? Славный хлопец. Хорошо, что вы сдружились.
— А Быба считает его будущим лагерником.
— На то он и Быба. Всех и каждого подозревает. Прибыльное дело. Бизнес! Он всякую анкету с увеличительным стеклом изучает. И такую темную лошадку выдвигают в отцы нашего города!..
— Председатель горсовета?! — изумился я. — Почему не возражали, Степан Иванович?
— Не помогло. Кто-то тянет его за уши. И сам изо всех сил лезет.
Гарбуз пренебрежительно махнул рукой.
— Пусть лезет, окажется на виду у Магнитки со всеми своими потрохами. Место это святое, не потерпит проходимца.
— Не понимаю, Степан Иванович. Презираете Быбу, и все-таки...
— А ты думаешь, я что-нибудь понимаю? Сто раз спрашиваю себя, как Быба попал в нашу партию. Почему и я и он члены бюро горкома? Ладно! На чистке все вылезет наружу.
— Но зачем же вы на рыбалку вместе поехали?
— А хотя бы для того, чтобы ты попробовал, пока на зубок, что это за фрукт. Сегодня набил оскомину, а завтра, гляди, раскусишь. Мало? Неясно? Могу кое-что прибавить...
Степан Иванович замолчал. Раскуривая трубку, он внимательно прислушивался к далекому гулу воздуходувки. Всматривался в зарево доменных печей, впечатанное в темное небо. Там он сейчас, на горячих. Шурует с горновыми.
Зарево потускнело. Степан Иванович повернулся ко мне.
— Ты знаешь, Саня, я пришел в партийный контроль еще при Ленине. Нам, тогдашним работникам ЦКК, Владимир Ильич настоятельно советовал охотиться на красных сверху деляг осторожно, с подготовленных позиций. Хитро и умно. Гуртом и в одиночку. Не гнушаться обходным маневром, засадой, ребусом и даже какой-нибудь веселой проделкой. Вот я, по доброй старой привычке, немного и вольничаю с Быбой. Крепкий он орешек. Я расшиб себе лоб, когда пытался атаковать его врукопашную. Пришлось спрятать таран! И ты не лезь на рожон. Присматривайся! Накапливай факты! Готовь позицию!
Вот так разъяснил! Еще больше запутал. Презирай тихонько, а улыбайся вслух. Тебя трясет лихорадка, а ты веселись. Перед тобой обезьяна, а ты делай вид, что на льва смотришь. Чересчур горяч я для такого хладнокровного дела. Не умею сдерживать ни злости, ни радости. Все сразу выдаю людям, что заработали. Переучиваться поздно. Двадцать пять скоро стукнет.