— Слушай, герой, известно тебе, что бывает с человеком, если его связать да медом с ног до головы вымазать и кинуть на муравейник?
Вот так любезно разговаривает мой дружок Васька Непоцелуев.
Что ж, кто своим копытом топчет то, что для тебя свято, такому можно и по зубам дать.
Вдрызг разругались, пока дошли до озера. Раздеваемся, в воду идем и кроем друг друга.
Прибежали Алешка с Хмелем. Они тоже захотели окунуться.
— Шуму много, а драки нету, — смеется Хмель. — Язык — дура, а кулак — молодец. Ну, кто первый? Начинай, Вася! Доказывай. Режь правду...
Алешка остановил Хмеля.
— Брось!.. В нем дело, ребята? Что вы, такие дружные и ладные, могли не поделить?
Я молчу, а Васька разгребает вокруг себя воду, фыркает, колотит, как вальком, по искусственной волне, зубоскальничает. Никуда от себя не денешься!
— Любовный капитал никак не можем поровну разделить. Помоги!
— Что?
— Он хочет уважать меня больше, чем я его. Ну, а я свое старшинство отстаиваю.
— Есть деловое предложение, Алеша! — говорю я. — Бери себе в помощники Ваську, а мне давай Хмеля.
Хмель сейчас же поднял над головой кулак.
— Желаю протестовать! Обознался ты, Голота! Я не вещь какая-нибудь, не замухрышка, а Кондрат Петрович Хмель. Уважаю себя. Как не уважать? Где я, там и жизнь. Где жизнь, там и я.
Произнесет несколько слов и оглянется на Атаманычева и Непоцелуева: одобряют, смеются или нет?
— Да, рабочий! Потому не желаю идти в пришлепки. Вот так, ваше сиятельство!
— Что у вас случилось, Саня? — серьезно допытывается Алешка.
— Пусть он расскажет. — Я кивнул на Ваську.
— И расскажу! Не боюсь! — огрызнулся Непоцелуев.
Коротко, в двух словах он выпалил, какая беда навалилась на его брата, как я принял ее и почему мы разругались.
Хмель сейчас же вскинул над головой кулак.
— Желаю вынести приговор!.. Избави боже от такого друга, а от недругов я сам спасусь!
Алешка молчит, поливает грудь и плечи. Вода в его ладонях сверкает расплавленным металлом.
Огни электростанции проложили по озеру дорожки от берега до берега. Дальние молнии приблизились. В тревожном свете зарницы лицо Алешки показалось мне отлитым из чугуна. Ни единой живой искорки. Ясно! Ваське поверил, его сторону взял, а меня, даже не выслушав, запрезирал. Быстр на расправу. Ну и легковер! Совсем не похож на того парня, которого я знаю. Не сын Побейбога, а подпевала.
Так и не сказав ничего, он вышел на берег, стал торопливо одеваться. Вслед за ним выскочили Хмель и Васька. Все смеялись, болтали. Сроднились!
Выбрался и я из воды.
Алешка зажег спичку и, не прикуривая папиросу, пристально вглядывался в меня. Вот навязался!
— Чего ты ищешь? — закричал я и бабахнул по спичечному огарку, а заодно и по руке.
Сорвалась с предохранителя вспыльчивость. Не опередила добрая мысль худой поступок. Так берег ушибленное место, и не уберег.
Почему мы не можем погасить гнев даже в том случае, если этого хочет голова? Что же это такое? Инстинкт? Дух противоречия? Взбаламученная душа? Обиженное самолюбие? Как бы это ни называлось, ненавижу! Темная, неподвластная сила поселилась в моей груди. Как искоренить ее?
Рассмейся для начала, скажи что-нибудь себе в ущерб. Ну!
Не могу. Выше себя не прыгнешь.
Бешено летит с горы, вырастая и набирая скорость, снежный ком.
Алешку, кажется, не обидел, не разозлил мой удар. Он зажег вторую спичку, прикурил и спросил:
— Правду, значит, сказал Василий?
— Да, это правда! — опять заорал я. Нарочито тихий, прямо-таки ангельский голос Алешки окончательно вывел меня из себя. Праведника корчит, богомаз!
— Не ожидал, Саня! — еще тише, почти шепотом проговорил он.
— А чего ты ждал?.. Не буду оплакивать саботажника. Не променяю свое рабочее нутро на мужицкую шкуру.
— Я думал, ты уже человеком стал.
Вот, договорились до ручки! И не человек я даже. Пошел ты со своими думками!..
— Многогранная ты натура, Саня! Смотрю на тебя и никак не могу разгадать, какой же ты на самом деле.
Отвернулся и пошел.
Катись!
Он ничего не сказал Ваське и Хмелю. Но те пристроились к нему, зашагали в ногу. «Хрестьянской» цепью окованы. Ладно, гремите! Далеко не уйдете в таком виде по нашей рабочей земле. Жил я без вас, без вашей правды припеваючи, и дальше так будет.
Я еще долго торчал на берегу, бросая в озеро камни и отплевываясь, будто хины наглотался. А в самом глухом уголочке души шевелилась раскаленная заноза. Счастье — мать, счастье — мачеха, счастье — бешеный волк.
Эх, потомок! Великий принцип нарушаешь: «Все за одного, один — за всех!» Доморощенный себе подсовываешь: «Один против всех!» Вспомни, что говорил коммунарам Антоныч! Люди взаимно действуют друг на друга. Каждый человек развивает собой только одну сторону сознания и только до известного предела. Одному нельзя достигнуть полного и совершенного развития своего сознания. Всеобщее сознание доступно лишь для целого человечества, как результат соединенных трудов, вековой жизни и исторического развития духа. Все мы являемся частью великого целого, все мы толкаем, двигаем вперед это целое, а вместе с ним и себя... Замечательные слова! Знаешь их, а поступаешь... Пустозвон!