— Посмотрим. Пусть пока под моим боком поживут.
Правильно, Вася!
До вечера далеко, а я уже вернул все, что потерял, казалось, навсегда, — уважение и дружбу хороших людей.
Незабываемый, красный день моей жизни!
Алеша и Вася остались на горячих путях, а я помчался в сберкассу, а потом в горный поселок к Атаманычевым.
Ася и Родион Ильич еще не вернулись с работы. На это я и рассчитывал. Хозяйка встретилась мне во дворе с охапкой подушек, вынесенных из дома для проветривания.
Увидев нежданного гостя, она бросила свою ношу на скамейку и просияла. Рада сердцем, а на словах сторожится:
— Пришел!.. Долго тебя не было! Здравствуй! Дорогу забув до нашей хаты, чи як?
— Чуть не забыл... Как поживаете?
Я не называю сестру ни ее настоящим, ни вымышленным именем. И так и этак неловко.
— А шо с нами станется? — отвечала она. — На чужое не заримся, за свое не держимся, слезам соседа не радуемся. Хорошо живем, слава богу! Ну, а як ты? — Насмешливо, с вызовом посмотрела на меня. — За версту видно, шо здорово живешь. Лучше всех!
Отвернулась, стала взбивать крепкими коричневыми кулаками пуховые подушки. С тоской и болью смотрю на сестру и молчу. Так много хочется сказать ей, что боюсь ничего не сказать.
близкая и далекая Варя! Сестра и не сестра. Хочу взять ее руку, напомнить, как мы собирали воронцы в Батмановском лесу, как грелись на донецком солнышке, как кувыркались в теплой воде Северянки. Хочу и не могу.
Перестала молотить кулаками. Лицо возбужденное, сплошь румяное. В маму она, красавица Варя.
— Ну, Саня, когда на свадьбу позовешь? Завтра? Через три дня? Через неделю?
Передергиваю плечами, силюсь растянуть рот в улыбке.
— Не знаю.
— Як же так? Ой, Санька, виляешь! Ну и дурень! От своего счастья отбрыкиваешься. Давай! Раки любят, шоб их живьем ошпаривали.
Вот когда и соврать не грешно. Нельзя! Дал клятву быть правдивым. Только с одним Быбой позволю себе хитрость. Недостоин он правды. Говорю:
— И рад бы сыграть свадьбу, но невеста передумала выходить. Подожду, может быть, еще раз передумает.
Она почему-то не слышит меня. Пытает — с тревогой, с осуждением:
— Разлюбил, да?
— Что вы! Разве такую разлюбишь?
Все, хватит об этом! Надо переключить разговор.
Я достал пачку червонцев, туго, крест-накрест перетянутую казенной банковской лентой, положил на край скамейки.
Варя испуганно вспыхнула. Взгляд ее перебегал с моего лица на деньги.
— Что это ты, Саня? Зачем гроши?
Я пробормотал:
— Это детям Тараса. Передайте, пожалуйста.
Она не поверила моим словам. Переспросила:
— Кому?
— Детям Тараса! — твердо говорю я. — Слышал я, вы им помогаете, их беду своей считаете.
— Считаем!
Бережно, двумя руками, она взяла червонцы, понянчила их на ладонях, будто ребенка взвешивала.
— Когда же ты успел заработать столько?
— Успел! Не говорите только, откуда они.
— Богато тут, Саня. Забери половину, пригодятся для свадьбы.
— Все отдайте. Я потом еще... каждый месяц буду выкраивать.
Ничего я больше не успел сказать. Варя взмахнула руками, кинулась ко мне.
— Санечка, родненький мой, братик!
Чуть не задохся в ее объятиях, чуть не захлебнулся от ее слез.
Так же внезапно, как и заплакала, она смолкла, оттолкнула меня от себя, оглядела с ног до головы, недоверчиво и восторженно.
— Ты, Саня?.. Ей-богу, ты! Воскрес! Внук Никанора! Если бы встал дедушка, если бы посмотрел!..
И опять разревелась. Я обнял сестру, душистую и теплую, пропитанную солнцем, как и тогда, в Батмановском лесу.
— Расскажи, Варя, как ты жила все эти годы?
Глаза ее, только что омытые слезами, сияющие,стали сухими, темными.
— Нечего рассказывать. Все забыла. С той самой минуты, как встретила Родю... Родиона Ильича. Только одно хорошее помню.
— Прости, Варя!
— И не Варя я. Давно отвыкла,
Вглядываюсь в зрелое и все еще юное лицо сестры и ясно вижу ее прошлое и будущее. Да, только была она красивая и всегда будет такой с Побейбогом. В добром огне любви сгорают, не оставляя и пепла, все прежние обиды и страдания.
Так и у нас с Ленкой будет. Она еще не простила меня и надежды никакой не подала, но я верю: не навек мы рассорились. Не сегодня, так завтра помиримся, опять породнимся. Знаю я теперь, как и где надо зарабатывать любовь любимой. Не буду несчастным! Не хочу. Неестественно человеку быть несчастным.
— Я люблю тебя, Ленка! И всю жизнь буду любить! Слышишь, гений?
Издалека-далека, от Уральских гор, из новогоднего сказочного леса, с вершины Магнит-горы, с подоконника молодоженов, из стеклянного домика у подножия домны, со всех дорог, истоптанных ногами Ленки и моими, на воздушной волне ночной фиалки доносится до меня ее нежный шепот: