Ну и ну! Вот так квартирку отхватил! Четыре комнаты. Линолеум. Масляные стены. Двери под дуб. Медные ручки. Шелковые шторы, индивидуальный водопровод. Индивидуальный нужник. Ванная комната с нагревательной колонкой. Казенная дубовая мебель. Нарпитовская клейменая посуда с угощениями. Все есть у Быбы1 Колбаса вареная, копченая, чайная, полтавская, московская. Мясной, покрытый жиром холодец. Копченая, соленая, свежая рыба. Жареный поросенок с гречневой кашей. Пищи на двадцать молодцов, а мы пируем втроем: гость, хозяин и его половина, бабища пудов на восемь, Фекла Феоктистовна.
— Настоящая скатерть-самобранка! — говорю я. — Столько добра в бедной Магнитке!
Ни капельки не смущается Быба. С удивлением смотрит на меня.
— А тебе разве ничего такого не перепадает от Бондаря? У него есть фонды. Специально для нашего брата. Я черкну ему, он внесет тебя в список.
И он тут же, не откладывая, вырвал из блокнота страницу, написал записку и вручил мне. Я сложил ее вчетверо, положил в карман. Пригодится!
Быба поднимает стакан.
— Ну, а теперь давай выпьем. За дружбу!
Второй тост был за здоровье хозяйки, третий — за продолжение рода Голоты.
— Люблю я тебя, друже! — Быба притянул меня к себе, чмокнул мокрыми губами. — Вместе в гору полезем, потомок!
В какие только одежды не рядятся быбы, чтобы получить привилегии! Летом у нас выступал Ройзенман, председатель Уральской комиссии по чистке партии. Он говорил, что в Магнитогорске в ряде ячеек принимали в партию людей, не изучая их, не интересуясь их прошлым, не работали над воспитанием коммунистов, забыли слова Ленина о том, что показных членов партии нам не надо и даром. В результате огромный отсев из организаций, мертвые души, засорение отдельных ячеек чужаками.
Трудное это дело — отличить чужака от своего. Свой человек прямодушен, ничего не таит за душой. Открыто страдает, видя наши промахи. А чужак всякому безобразию находит оправдание, клянется в преданности и верности, призывает преодолевать трудности и временные лишения во имя великого будущего. Застраховав себя пустыми восклицаниями, он только и делает, что добывает блага, удовлетворяет личные все возрастающие потребности хапуги. Удастся ли нам выявить и вычистить всех быбочкиных? Вот какие мысли проносились в моей голове, пока Быба облизывал меня жалом.
Быбиха, красная, распаренная от вина, вышла из-за стола.
— Пышка, ты куда?
— Гуляй себе на здоровье, Петруша, а я поеду к Танечке.
Быбу, оказывается, зовут Петрушей. Не подходит! Его надо окрестить как-нибудь... разэтак. Ох, Быба!..
Кажется, я начинаю пьянеть. Как бы ни доигрался с огнем. Чего доброго, привыкну жить в хоромах, сладко есть и пить, подпевать благодетелю.
— Ты видел Гарбуза перед отъездом? — спросил Быба, когда мы еще выпили по одной
Внутренний голос сейчас же предупредил меня: «Вот оно, начинается! Расплачивайся, потомок, за музей и ласку!»
— Видел, — сказал я.
— Ну и какое у него было самочувствие?
— Хорошее. Степан Иванович не умеет унывать.
— Странно! Не было у него оснований для бодрячества. Подрубил сук своей бодрости.
— Не понимаю.
— Ужасное письмо он послал наркому. Отговаривали его хором, чуть ли не всем составом бюро — не послушался. Смертный приговор самому себе подписал.
Быба отхлебнул из стакана, достал золотистую рыбешку из консервной банки, положил на тонкий белый ломоть хлеба, полюбовался бутербродом и отправил в рот. Прожевал, облизал губы и продолжал:
— Почему он состряпал свое послание теперь, когда весь мир восхищается подвигом строителей Магнитки? Почему ему бросаются в глаза одни промахи, недостатки? Дрогнул! Не выдержал! Подпал! Потому и критикует с позиций кочки, той самой, о которой недавно хорошо сказал Горький. Трудности нашего роста показались ему черт знает чем. Паникер! У страха глаза велики. Не будь теперешних затруднений, не было бы и грандиозных успехов. Было бы совсем другое: жить или погибнуть Советской власти. Не зря объявлена чистка партии. Мы очищаемся от маловеров, нытиков, оппортунистов всех мастей и от тех, кто неправильно воспринимает наши трудности и разлагает великое единство. Кого поучает Гарбуз? Разве народный комиссар меньше его кумекает, как надо поднимать Магнитку?
Тошно слушать разглагольствования Быбы. Хватит! Молчать нет сил.
— Зачем вы мне все это говорите?
Быба отодвинул стакан с недопитым вином, натянул на красное лицо маску трезвости.