— Да, — ответила я, хотя и не знала почему.
— D’accord[38]. — Виржини решительно кивнула. И вздохнула.
Составление послания для Дженни заняло больше времени, чем я рассчитывала. Я привыкла к тому, что ее настроение постоянно менялось, но мы никогда не цапались, будучи на разных побережьях, не говоря уж о разных континентах, и мне эта ситуация совсем не нравилась. К тому же виновата была только я, в то время как обычно я могла рассчитывать на то, что Ураган Дженни возьмет пятьдесят процентов вины на себя. Что мне было делать? Ведь косвенно именно я, хотя и ненамеренно, уничтожила одежду на десять тысяч долларов. И кто в здравом уме поверит, что с ней произошло именно то, что я говорю? В отношении всех этих стильных штучек Дженни была еще новичком, и, как она часто признавалась мне вечерами подшофе, ее репутация значила для нее все. В ее откровениях выпивка была главным созидающим, а вовсе не разрушительным элементом. И ничто не утешит ее после потери стольких красивых дорогих вещей. Если бы она сначала одолжила их кому-нибудь типа, э-э, Миши Бартон, которая показала бы их по телевизору, а потом уничтожила, то было бы не так горько.
Написав четыре версии письма, я наконец остановилась на «Извини, дай знать, когда тебе можно звонить, мы что-нибудь придумаем. Я как-нибудь тебе все возмещу. Люблю тебя, ц.[39]».
Хотя я не представляла себе, как это — «как-нибудь». Наблюдая за тем, как появляется иконка отправления письма, я вздохнула и позвонила Алексу.
— Привет, — сразу сказал он, что было необычно для него. «Давай, Энджел, надо действовать резко, словно срываешь пластырь», — сказала я себе. — Как дела?
— Привет, — начала я, кусая ноготь на мизинце. — Как там на радио?
Что-что, а резину я тянуть умею.
— Отлично, поиграли, потрепались. — На линии были помехи, но я слышала, что говорил он бодро. Пора проглотить пилюлю. — Как-то так.
— Я просто хотела уточнить, есть ли у нас на сегодня какие-нибудь планы? — Я повернулась на стуле, чтобы не смотреть, как Виржини вскидывает брови. — Потому что нас пригласили на вечеринку, и я в принципе сказала, что мы придем.
— Ого, ты уже успела напроситься на вечеринку? — Он засмеялся. — Не вчера ли, случайно?
— Может быть, — призналась я, отворачиваясь еще больше. — Ты же знаешь, я люблю заводить знакомства, когда пьяная.
— Ты любишь делать много такого, что мне не нравится, когда ты пьяная. И кое-что из того, что нравится. — Алекс произнес эту фразу таким развратным голосом, что у меня даже мурашки поползли. — Давай, а где?
— Э-э, ну, дело в том, что это вечеринка у Солен, — тихо сказала я. — У нее дома.
В трубке повисла мертвая тишина.
— Алекс?
— Мы не пойдем на вечеринку к Солен домой.
Он говорил не рассерженно, но совершенно убежденно.
— Я просто сказала, что мы придем, а она ответила, что очень хотела бы повидаться с тобой, познакомить нас со своим парнем; нам придется посидеть совсем немного, но я думаю, что, раз уж я обещала, прийти надо. Хотя бы ненадолго. Иначе она подумает…
— Что? — перебил меня Алекс. И наверное, имел на это полное право. — Что она подумает?
— Что мы невоспитанные.
— Знаешь, мне совершенно наплевать, что она думает о тебе, — отозвался он. — И еще мне, черт подери, плевать, что она думает обо мне. Я не пойду, и ты тоже.
— Не надо указывать мне, что делать. — Было непривычно слышать, как Алекс ругается на меня, и мне это очень не понравилось. Я старалась говорить как можно тише, уверенная в том, что у Виржини уже готов французский аналог фразы «что я говорила». — Я не понимаю, что тут такого. Надо всего-то забежать и поздороваться с людьми. Может, тебе полегчает после того, как ты снова увидишься с ней. Нехорошо так долго держать камень за пазухой из-за того, что случилось бог знает когда.
— Ну, спасибо, Опра, — решительно ответил Алекс. — Я думал, ты бросила свои штучки в стиле «помоги себе сам», когда Дженни уехала. И не собираюсь указывать тебе, что делать, но на эту вечеринку не пойду. Позвони, если захочешь пообедать вместе.
Я выпятила нижнюю губу и убрала телефон в сумку.
— Он не хочет идти на вечеринку?
Подняв голову, я бросила взгляд на реку. Эйфелева башня, Сена, красивые люди на велосипедах — да, это определенно Париж. Но влияние моей подруги распространялось даже сюда.
— Он не хочет идти на вечеринку, — не стала отрицать очевидное я. — Я понимаю, она его бывшая. Я бы не захотела идти на вечеринку к своему бывшему. И не пошла бы.
Но самое нездоровое было в том, что я хотела туда пойти. Я хотела посмотреть квартиру Солен. Я хотела увидеть ее парня, и по какой-то необъяснимой причине я хотела понравиться ей. А если нет — то по крайней мере чтобы она увидела, что я выгляжу потрясающе и что я достаточно хороша для Алекса. И гораздо лучше ее. Гм, пора перестать жаловаться, что я не понимаю мужчин. Я себя понять не могу.