14 октября. Голод в Западной Бенгалии и Ориссе нарастает. Газеты переполнены репортажами и страшными фотографиями из районов. Ходят слухи, что через границу просачиваются беженцы из соседней Бангладеш, где тоже неурожай.
Голод — давнишнее проклятье Бенгалии, богатейшей, плодороднейшей земли. Обычно мы считаем виновными колонизаторов. По-видимому, дело здесь гораздо сложнее, не в моей компетенции разбираться, но несомненно одно: в чудовищном голоде 1943 года, самого черного в истории многострадальной Бенгалии, колониальные власти сыграли позорную роль своей преступной беззаботностью перед лицом надвигающейся катастрофы и нежеланием хоть что-то сделать, чтобы приостановить ее. Огромные толпы отчаявшихся людей хлынули в Калькутту. На ее тротуарах под витринами магазинов, забитыми товарами и продовольствием, умерли от голода тысячи людей. Трупы устилали улицы, их не успевали подбирать. Это тогда родилась жуткая пословица: бенгальцы мечтают даже не о щепотке риса, а о кружке воды, в которой варился рис. В провинции вымирали целые деревни. По самым минимальным подсчетам, погибло от голода более пяти миллионов человек. Помню изданный у нас то ли в 1945-м, то ли в 1946 году роман Б. Бхаттачарии «Голод», который я, маленький, боялся брать в руки: там были страшные картинки — вереницы живых скелетов, бредущих по выжженной солнцем равнине.
19 октября. Когда мы возвращались с работы, машине преградил путь «голодный марш», организованный девятью левыми партиями — КПП, КП (м), Форвард-блоком и другими. Хорошо организованные колонны шли без перерыва и без остановки почти два часа, перекрыв все движение в городе.
Нарастает напряженность. Владельцы кинотеатров в ответ на забастовку персонала объявили локаут. Все кинотеатры в городе закрыты. Молодежь протестует против безработицы и организовала «гхерао», т. е. окружила здание Законодательной ассамблеи штата и не дает государственным мужам работать, изводя их безостановочным, многочасовым скандированием лозунгов. Кричат по команде, оглушительно, слышно только то и дело «зиндабад!» («да здравствует!») и «мурдабад!» («долой!»).
20 октября. Увидел в боковой улочке недалеко от Читтаранджан-авеню необычный храм с гопурамом — высокой надвратной башней, декорированной фигурами богов и героев. Она пришла с Юга Индии, на Севере таких башен не бывает. Это оказалась стилизация под Юг, храм же совсем новый, 1963 года, и принадлежит общине марвари. Называется он Байкунт-ханатх-темпл.
Марвари — довольно многочисленная община, исповедующая джайнизм. Основные их занятия — ростовщичество и торговля. Община чудовищно богата, но особой любовью у населения не пользуется. Популярный образ марвари — откормленный, надменный барин с такой же супругой. Желая сказать что-нибудь, по его мнению, очень злое и неприятное, обиженный рикша или нищий бурчит мне вслед: «Ты, толстый, как марвари!..»
Храм внутри, как говорится, «с иголочки», весь сияет белоснежным мрамором. Посреди двора — ярко блестящий медный столп с затейливыми украшениями. В алтаре — мраморный идол, одетый в богатые, шитые золотом одежды. На мраморном полу лежит навзничь, крестом, человек — молится.
21 октября. Купили в местном эмпориуме (универмаге) маску персонажа тибетской мистерии «цам», так называемого «докшита», красивую и страшную одновременно: красная, оскаленная острыми зубами, с тремя глазами и короной из черепов. Как такого повесить на стену, не испугав ребенка? Провели с Машей разъяснительную работу: я рассказал, что он в принципе — добрый, детей не ест, питается булками с медом и кока-колой. И попросил дать ему имя. Маша назвала его… Вася. Она даже беседует с ним о своих делах.
Сегодня последний день работы. Четыре дня офисы будут закрыты — пуджа.
22–25 октября. Пуджа — многодневный праздник в честь того или иного бога, как все индийские праздники очень «многослойный», многосмысловой, но суть его ясна: извечная мистерия борьбы добра со злом. У каждого города, как известно, свой норов, и согласно ему проходят и праздники. В Бомбее пуджа — это радостный карнавал в честь покровителя города — веселого толстяка, слоноголового Ганеши. В Дели это Дассера, когда победу над злом символизирует победа бога-героя Рамы над десятиголовым Раваной. В Калькутте пуджи посвящены в основном женским божествам — воплощениям Шакти: Лакшми — богине богатства и красоты, Сарасвати — покровительнице искусств, но главные две, многомиллионные, подобные людскому океану, это пуджи в честь покровительниц Бенгалнй — воительницы Дурги и кровавой Матери Кали.
Сейчас идет Дурга-пуджа. Смысл ее таков. Демон Махиша многолетним подвижничеством заслужил награду богов: могучую силу, неодолимую во Вселенной. Получив эту силу, демон стал безобразничать, притесняя и обижая не только людей, но и богов. Чаша’терпения небожителей переполнилась, и они «схитрили»: создали существо, в «договор» с демоном не включенное — богиню Дургу (в некоторых мифах в нее превратилась жена Шивы — Парвати). Дурга была грозна и прекрасна, головой она упиралась в небо, а в каждой из своих десяти рук держала оружие — копье, меч, дротик, лук, чакру (литое кольцо с режущими краями) и т. п. Оседлав огромного льва, богиня бросилась в бой. Махиша пытался скрыться, превратившись в буйвола, но буйвол был растерзан львом, а выскочивший демон уничтожен разгневанной богиней. Добро восторжествовало.
Подготовка к празднику начинается еще летом, но пока она незаметна. В многочисленных ремесленных лавчонках, разбросанных по берегу Хугли, из взятой со дна реки глины лепят статуи богинь. Потом их высушивают, красят яркими красками, обряжают в роскошные одежды, согласно вкусам и достатку заказчиков. А ими могут быть и отдельные (достаточно состоятельные) лица, и группы — жильцы дома, улицы, района. От собранной суммы зависят не только одеяние богини, но и количество украшений на пей. Статуи устанавливаются в пандалах — красивых шатрах из цветных тканей.
И вот все готово к празднику. Статуи заняли свое место в пандалах. Потянулись к небу струйки благовоний, ударили барабаны и гонги, затянули молитвы жрецы. Пуджа началась.
Несколько дней и ночей топчется на улицах огромного города несметная толпа, жуя орешки и сладости, попивая кокосовое молоко и кока-колу, любуясь на богинь, сравнивая, сплетничая. Древний смысл пуджи: созерцание священных статуй — «даршан» угодно богам; чем больше их увидишь, тем больше благодати приобретешь. В наши дни все, конечно, проще: пуджа превращается в гигантский многокрасочный карнавал, желанные несколько дней отдыха в веренице суровых и хмурых калькуттских будней.
В этом году в Калькутте воздвигнуто более двух тысяч пандалов. Многие из них богато иллюминированы — сотни разноцветных лампочек горят и мигают всю ночь.
«Алтарь» каждого пандала имеет традиционно пятичастную композицию. В центре размещается основная, самая живописная группа: Дурга верхом на льве, поражающая Махишу. Лев терзает (с большим или меньшим количеством крови) черного буйвола, из шкуры которого выскакивает демон, чтобы пасть от руки богини. Он зеленого цвета и опереточно страшен: глаза налиты кровью, огромные усы стоят торчком — и чем-то напоминает нашего Бармалея. Фигура богини украшена бижутерией, блестками и удивительно изящными вещицами, сделанными из «шола» — белой пористой древесины тростника, растущего на здешних болотах.
По бокам основной композиции в своеобразных «кабинках» из ткани стоят «наблюдатели» битвы, боги — Ганеша и Катрикея, и богини — Лакшми и Сарасвати.