Недавно я познакомился с еще одним жанром индийского кино, нам совсем неизвестным.
Недалеко от нашего офиса на Парк-стрит, в боковой улочке, стоит крохотный кинотеатрик. Там я увидел афишу нового фильма «Хар-хар Махадев»: какие-то чудища, Шива с трезубцем, слоноголовый Ганеша и т. д. Я спросил ребят из офиса, что это за фильм. «Это что-то на религиозную тему. Интеллигентные люди на такие фильмы не ходят», — с презрением проворчал Набарун Бхаттачария, молодой парень, поклонник Хачатуряна и Эйзенштейна, с которым мы вместе ходим в «Синема-клуб». Ну и ладно, пусть я буду неинтеллигентным, мне такой фильм давно уже хотелось посмотреть. В крупных кинотеатрах они не идут, мы их, естественно, не покупаем, а я подозревал уже давно, что из 900 с лишним фильмов, выпускаемых Индией в год, именно такие должны составлять большинство: смешно было бы, если бы религия не использовала в своих целях кино!
Короче, пошли мы на «Хархар Махадев» всей семьей, тем более что Маша по комиксам уже неплохо знает индийскую мифологию. И увидели кинопродукцию, для чужих глаз не предназначенную. Вот почему билеты были удивительно дешевы — по 50 пайс, а в зале сидели какие-то тихие, бедные люди. Возможно. на эту тему бывают фильмы и талантливые, мы нндели просто плохой. Сценария, видимо, не было совсем — «шпарили» прямо по раскадровке дешевого комикса о Шиве. Актеры загримированы неряшливо, Ганеши вместо хобота приделан какой-то резиновый шланг, бутафория — самая убогая, игры — никакой. Зато в изобилии документальные кадры с видами священных мест, ашрамов, молящихся толп и денег, потоками текущих в сокровищницы храмов. Думаю, что на такую продукцию мы теперь до-олго не пойдем.
22 ноября. Встречал делегацию, приехавшую поездом, и впервые побывал на вокзале Хоура. По величине он равен трем-четырем Курским вокзалам, это целый город со своими улицами, по которым можно ездить на машине. В целом впечатление ада кромешного. Как у Тагора в стихотворении «Флейта» про бедного клерка Харипаду, который не в силах платить за электричество:
Вечера провожу на вокзале,
Поскольку электричество жечь
Я позволить себе не могу.
Паровозы шипят,
Режут ухо гудки,
Пассажиры снуют
И кричат, и под ношей сгибаются кули.
Всё точно как сегодня. Воют паровозы — старые, прокопченные, нами уже позабытые, мчатся куда-то оголтелые носильщики-кули в ярко-красных куртках, орут продавцы орешков и сладостей, проводники и пассажиры. Воздух густой, насыщенный углем, дымом, копотью. Вагоны тесные, изношенные донельзя. Ежедневно отсюда с 14 платформ уходит 280 поездов —180 тысяч пассажиров, миллион тонн грузов (это я выписываю из справочника). А когда-то здесь была крохотная кирпичная арка, две платформы и билетная касса. Этот исторический кусочек сохранен до сих пор в южном углу огромной станции. Первый поезд с 300 пассажирами, который тащил паровозик по имени «Фэйри Куин», прошел от станции Хоура до станции Хугли 15 августа 1854 года.
28 ноября. В предыдущей записи я упоминал, что, сидя за нашей тоненькой фанерной дверью, мы очень боялись нападения террористов, а если быть точными — наксалитов.
До приезда в Калькутту это слово было для нас газетной абстракцией, но здесь оно облеклось в плоть и кровь. Уже через несколько дней после моего выхода на работу кто-то из индийцев показал мне точку на лужайке возле нашей «Виллы роз» и сказал: А вот сюда под Новый год упала бомба, которую подбросили нам наксалиты». И хотя сейчас до нас доходят лишь отголоски былых битв, память о наксалитах жива в Калькутте: о них кричат еще полустертые надписи на стенах, пишут газеты и полицейские хроники.
…В 1967 году в маленьком бенгальском местечке Наксалбари вспыхнуло вооруженное восстание безземельных крестьян из племени санталов и сельскохозяйственных рабочих. Оно было направлено против произвола джотедаров (бенгальских помещиков), продажности местных властей, нерешенности аграрной проблемы. Восставшие попытались силой захватить земли помещиков и владельцев плантаций. Начались столкновения с полицией, были человеческие жертвы.
Восстание продолжалось 52 дня. 13 июня 1967 года правительство Западной Бенгалии ввело в мятежный район полицейские силы и арестовало около 200 человек. Но эхо восстания отдалось в соседних штатах — Ориссе, Бихаре, Андхра-Прадеше, и крохотная бенгальская деревушка Наксалбари стала символом вооруженной борьбы крестьянства за свои права, а участников движения стали называть наксалитами.
Роковую роль в судьбе движения сыграл захват руководства в нем маоистами. Среди арестованных лидеров оказались люди, не имевшие никакого отношения к крестьянству: идеолог индийских маоистов Чару Мажумдар; партийный агитатор среди племен — Кану Саньял; выходец из племени, несколько раз баллотировавшийся в Законодательное собрание от компартии, Джангал Сантал и другие. Все они когда-то принадлежали к левоэкстремистскому крылу КП (м), откуда вышли и создали собственную маоистскую партию, которую назвали «Индийской марксистско-ленинской коммунистической партией».
Все они были убеждены, что только маоистский Китай — единственный в мире оплот революции. Правящую партию ИНК они считали целиком представляющей интересы «крупных помещиков и бюрократических компрадорских капиталистов» и «пешкой в руках двух внешних сил — империализма США и совет- кого социал-империализма». А главная их идея заключалась в том, что в Индии создавалась «отличная революционная ситуация» и народ готов к революции, главной силой которой будет крестьянство. Нужно только создать в сельской местности партизанские отряды и постепенно освобождать территорию, окружая большие города. Начальными акциями должны стать убийства классовых врагов — помещиков, полицейских, ростовщиков, кулаков.
Маоистские группы были созданы и в других штагах. По стране прокатилась волна взрывов, поджогов автобусов и кинотеатров, убийств помещиков и полицейских. Наксалиты обратились к студентам с призывом бросать учебу и идти в народ — вести агитацию, нести в крестьянство идеи Мао. Но попытка поднять крестьянство на немедленный захват власти успеха не имела. Убийства, поджоги и грабежи совершали охотно примкнувшие к наксалитам бродяги, уголовники, люмпены. Бессмысленные преступления оттолкнули крестьян от наксалитов.
Леваки начали действовать и в Калькутте. В университете они разбивали статуи Ганди, жгли американские и советские книги, ломали мебель. Потом эффектно сваливали обломки посреди аудиторий и водружали на них красный флаг. Совершались нападения на полицейских, в основном — на постовых, стоявших поодиночке и невооруженных.
16 июля 1972 года полиция выследила и арестовала лидера-теоретика наксалитов Чару Мажумдара. Через 12 дней было объявлено, что он умер в тюрьме Лалбазар от «сердечного приступа», чему, конечно, никто не поверил. По Калькутте прокатилась волна арестов. В несколько недель все лидеры наксалитов были выловлены, а тюрьмы забиты юношами 16–22 лет.
Полиция передала в печать материалы о 300 арестованных наксалитах (на конец 1970 года). Увы, они говорили сами за себя: 7 человек были моложе 15 лет, 118 — от 15 до 19 лет, 132 — от 20 до 25, 22 — от 26 до 30. 133 из 300 были студентами и школьниками. Удручающими оказались данные об уровне их политических знаний. Из 300 человек 210 не читали ни одного произведения Маркса, 50 имели о марксизме самое смутное представление и только 40 более или менее представляли, о чем идет речь.
За наксалитами шла форменная охота, и к 1973 году их остались единицы. Таков был печальный конец маоистов в Индии.
3 декабря. Я давно договорился с Горьки-саданом о серии лекций со слайдами по истории русского и советского искусства. Сегодня наконец состоялась первая лекция — об Андрее Рублеве. Думал, что при полном равнодушии индийцев к европейскому искусству Рублев для них — пустой звук, и ошибся.