«Чуть мигают фонари, пустыня и безлюдье; только на нескольких перекрестках словно вихрь проносит пьяное веселье, хохот, красные юбки; сквозь непроглядную ночную вьюгу женщины в красном пронесли шумную радость, не знавшую, где найти приют. Но больная, увечная их радость скалит зубы и машет красным тряпьем; улыбаются румяные лица с подмалеванными опрокинутыми глазами, в которых отразился пьяный приплясывающий мертвец — город…» (Александр Блок).
1975
2 января. Продолжаю записи, сделанные в прошлом году.
Калькутта интересна еще и тем, что здесь сохранились остатки викторианской эпохи, которых не найдешь в самой Англии. Но… в Англии я не был, а в Ленинграде жил, люблю его во всех ипостасях и могу сравнивать.
Князь А. Салтыков пишет:
«Мы бросили якорь перед Калькуттой. С первого взгляда город похож на Петербург: река, широкая, как Нева, ряды европейских зданий с большими промежутками, низменная местность и целый лес мачт. Ma che colora, che sudata (Но какая жара, какая духота)».
Схожи эти города не только во внешних деталях, схожа их судьба. Петр I основал свою столицу в 1703 году фортом на Заячьем острове; форт, с которого началась Калькутта, возник в 1690-м — раньше на 13 лет. И пусть Петербург был основан «своим» царем на «своей» земле, а Калькутта — чужими солдатами на чужой земле, в обоих случаях — и через «окно в Европу» и через «ворота в Индию» лез один и тот же нахрапистый гость — европейский капитализм. У нас к новым порядкам приобщали «родной» царской дубинкой, плахами и топорами, у индийцев — «чужими» мушкетами и виселицами. Оба крупнейших в своих странах порта были одновременно и столицами, и оба потеряли свой статус. И Петербург, и Калькутта славились своими радикальными традициями, были центрами рабочего и революционного движения. В Петербурге взлетали в воздух от бомб народовольцев кареты царей и высших сановников, в Калькутте бомбы националистов рвали в клочья английских губернаторов и полицейских. И шли на виселицы революционеры в английской Калькутте и русском Петербурге. Нигде не следили за русской революцией 1905–1907 годов так внимательно, как здесь, в Бенгалии, беря на заметку все ее достижения и просчеты. Никто еще не занимался вопросом: а не смыкалась ли каким-то образом деятельность русских борцов против самодержавия и индийских борцов за независимость?[11] Вспоминаю слова молодого поэта: «Если в Индии будет революция, она начнется в Калькутте».
4 января. Скопилась уже целая папка вырезок и выписок по истории Калькутты. Чтобы оживить эту груду бумаги, я решил сегодняшний день, первую субботу нового года, посвятить поискам могилы основателя города Джоба Чарнока[12].
Впрочем, оказалось, что никаких особых изысканий не требуется. В первом же путеводителе был найден точный адрес: двор церкви св. Джона на площади Дальхаузи.
И вот я на самой знаменитой, самой красивой и фешенебельной площади Калькутты. Какие великолепные здания формируют ee! С севера — огромное красно-белое, в псевдоклассическом, вроде Моссовета, стиле здание «Дома писцов», одно из старейших в городе. Оно было построено в конце 70-х годов XVIII века как офис для писцов и младших служащих Ост-Индской компании и прославилось как место пьяных оргий и скандалов, которые устраивали каждую ночь его обитатели. По свидетельству современников, каждый писец употреблял в те времена не менее четырех бутылок вина в день (для дам был установлен предел — одна бутылка). Начальство «гуляло», конечно, несравненно масштабнее. Теперь здесь размещается секретариат правительства штата Западная Бенгалия. Это здание и берут в осаду рабочие и студенты во время своих многотысячных маршей. Пьяных оргий здесь не бывает, зато вовсю бушуют оргии бумажно-бюрократические. Бумаг скопляются тонны, они теряются, гибнут от влаги, их жрут крысы. В «Амрита Базар Патрика» я прочел забавную цифру: здание секретариата обслуживают около сотни котов, но, увы, не могут справиться с нахальными грызунами.
Ныне правительству штата стало тесно в старинном здании, украшенном ионической колоннадой и статуями Науки, Сельского хозяйства, Коммерции и Правосудия, и оно возвело для себя «Новый секретариат» в квартале отсюда, на углу Хейстингс-стрит, — 14-этажный, из стекла и металла.
На северо-западном углу высится экстравагантное здание с ребристым куполом серебристого цвета; фасад его, выходящий на площадь, — полукруглый и украшен коринфской колоннадой, наверху — огромные часы. Внутрь ведут большие полукруглые ступени. Это Главпочтамт, построенный Уолтером Гранвиллем в 1864–1868 годы.
С юга — еще одна современная постройка — Телефон-Бхаван — центральная телефонная станция Калькутты, обеспечивающая около 90 тысяч абонентов — для города-гиганта очень мало.
И наконец, на юго-западном и северо-восточном углах площади стоят две старинные церкви — св. Андрея и св. Джона.
Но самое главное заключается в том, что я стою на том месте, где в 1690 году Джоб Чарнок с группой солдат и служащих Ост-Индской компании положил начало Калькутте.
Кем он был? Родился в 1631 году в семье небогатого помещика из Восточной Англии. Как тысячи других, отправился в далекую страну в поисках богатства. Прибыл в Индию в 1655 году. Впервые упоминается в книгах Ост-Индской компании как мелкий служащий с жалованьем 20 фунтов в год. Потом становится начальником фактории в Патне (Бихар). По воспоминаниям современников, он был ревностным и инициативным служащим Компании, а в жизни — человеком тяжелого, неуживчивого характера. Но все-таки оп был не такой уж плохой человек, этот Джоб Чарнок. Однажды во время своих поездок он увидел погребальный костер, на котором собирались сжечь девочку-вдову вместе с телом ее покойного мужа. Оп спас ее от смерти и женился на ней, очень ее любил и впоследствии тяжело переживал ее смерть.
После долгих скитаний по Бенгалии, Ориссе, Бихару, после хитросплетений политики, когда местный наваб то разрешал англичанам строительство факторий, то изгонял их, судьба привела агента Компании на берег реки Хугли, где среди зловонных болот стояли три убогие деревушки — Сутанати, Каликотта и Говиндапур. Джоб Чарнок с 30 солдатами высадился на болотистом берегу возле Сутанати и водрузил британский флаг. В своем дневнике он оставил меланхолическую запись: «24 августа 1690. Приказал капиталу Бруку идти с его судном в Чаттанати [Сутанати], куда мы прибыли около полудня, но нашли место в ужасающем состоянии… от наших строений ничего не осталось, дожди идут день и ночь».
Дело в том, что несколькими годами ранее настырный Чарнок уже дважды пытался закрепиться здесь, выстроил даже укрепления, хижины, землянки, но был взят в осаду войсками наваба и вынужден ретироваться, оставив после себя целое кладбище; из тех бедолаг, кто остался здесь навсегда, лишь немногие погибли от пуль наваба, большинство уложили ужасная лихорадка, шедшая из болотных недр, и желудочные болезни. Хижины и укрепления индийцы разрушили.
На этот раз Чарнок пришел уже на законных основаниях — с разрешением наваба на строительство фактории и гарантией на торговлю без пошлин в обмен на ежегодно выплачиваемые три тысячи рупий. Все объяснялось просто: империя Великих Моголов нуждалась в деньгах.
Решено было строить глинобитные хижины с соломенными крышами на манер местных. Но агент Компании мечтал о большем и воздвиг все-таки первый каменный дом канцелярии. Вокруг него началось строительство форта. Сам Чарнок его уже не увидел: истерзанный болезнями, он умер здесь в 1693 году, прожив в Индии около 40 лет. А вокруг форта начал расти город — с дворцами и лачугами, с героизмом и подлостью, с неслыханной роскошью и неслыханной нищетой. Через столетие Р. Киплинг посвятил ему знаменитое стихотворение, которое и сегодня любят цитировать в Калькутте. Насколько я знаю, никто еще не пытался адекватно перевести его. Вот мой слабый подстрочный перевод:
Как полуденный кошмар Чарнока —
Вот досада —