Поэтому наиболее интересным оказалось другое: мы побывали возле Форта, куда обычно близко подходить не рекомендуется, так как здесь размещен воинский гарнизон. Я уже упоминал, что первый Форт стоял на месте теперешнего почтамта и был разрушен войсками наваба при взятии Калькутты в 1756 году. После того как город был отвоеван англичанами, новый губернатор — Клайв немедленно заложил в октябре 1757 года укрепления на месте одной из трех деревень, давших начало Калькутте, а именно Говиндапура. Английские историки утверждают, что каждый из выселенных с насиженного места жителей получил хорошую компенсацию. Так это было или нет, проверить невозможно, данных нет. Зато доподлинно известно другое. После битвы при Плесси (23 июня 1757 года) Роберт Клайв и командующий эскадрой английских кораблей в Индии адмирал Уотсон потребовали от возведенного ими на престол вместо Сираджа нового наваба — Мир Джафара возмещения ущерба, нанесенного Ост-Индской компании во время штурма Калькутты. Для перевозки контрибуции потребовалось 100 рыбачьих лодок. На них перевезли из Муршидабада в Калькутту 700 сундуков, доверху наполненных драгоценностями и золотом.
Теперешний Форт, возведенный в 1757–1773 годы, — это неправильный восьмиугольник; пять сторон его глядят на город, три — на Хугли. Снаружи стоят две старинные пушки и причудливая беседка, прозванная «Пепперпот» — «Перечница». Внутри, как говорят, находятся казармы, церковь св. Петра, бассейн, плацы для тренировки и парадов, базар и кинотеатр. С территории Форта за всю его историю не было произведено ни одного выстрела…
Неподалеку от Форта располагается весьма представительное здание в псевдоготическом стиле, со стрельчатыми окнами, с прекрасной, в пинаклях и витражных розах башней, с мраморной колоннадой по южному фасаду. Капители колонн высечены из лучшего кайенского мрамора, и нет двух одинаковых. Вокруг разбит живописный английский парк. Впечатление, что ты находишься не в Индии, а в старой доброй Европе. Это — здание Верховного суда, построенное в 1864–1872 годы архитектором Уолтером Гранвиллем, причем образцом для подражания ему служила ратуша бельгийского города Ипра.
Вход внутрь, естественно, ограничен. Известно, что там висят до сих пор портреты английских монархов и вельмож, правивших Британской Индией, в том числе работы вездесущего Джона Зоффани. Высшее общество бережно хранит воспоминания о благословенных временах Раджа: жилось ему и тогда неплохо, зато по сравнению с сегодняшним днем везде царили тишина и порядок. Кажется, кусочек Империи застыл здесь во времени, нетронутый. Но статуя перед фасадом разбивает вдребезги законсервированную имперскую тишину парка: молодой парень со всклокоченной копной волос, со связанными за спиной руками, внешним видом и позой напоминающий Зою Космодемьянскую, стоит дерзко и гордо среди великолепия английского парка. Чувствуется, что автор памятника хотел изобразить обреченного, но не сломленного бойца. Это памятник Кхуди Раму, 14-летнему борцу за свободу, бросившему в 1905 году бомбу в английского губернатора и повешенному по приговору Верховного суда, вынесенному именно здесь, в этом кратном, величественном здании.
Поближе к реке находится еще одна достопримечательность английской Калькутты: Иден-гарденс — сады Иден, небольшой изысканный парк, названный в честь его учредительниц, сестер Иден, родственниц генерал-губернатора Индии в 1835–1842 годы, лорда Окленда (неплохие акварели одной из них хранятся в музее Виктории). Парк был заложен в 1835 году. Он был и остается местом для прогулок «чистой публики». Современники писали о «великолепных аллеях величественных деревьев, где так приятно было бродить при лунном свете». Циклон 1864 года уничтожил эту красоту, а люди довершили его дело. Сегодня парк украшен лишь цветущими кустами и клумбами. Главная его достопримечательность — деревянная буддийская пагода, вздымающаяся красно-желтой пирамидой на одной из лужаек.
История ее весьма типична для английских колониальных нравов. Ее построила в бирманском городе Проме в 1852 году над изображением Будды, усыпанным драгоценным жемчугом, некая Ма Кин, вдова правителя города. Во время поездки по Бирме маркизу Дальхаузи приглянулась пагода, и он приказал перевезти ее в Калькутту. Ее разобрали, погрузили на корабль Ост-Индской компании и в 1854 году установили в Форте Уильям. Позже она была перенесена на территорию Иден-гарденс.
Но вернемся к памятнику перед зданием Верховного Суда. Что же происходило тогда в Бенгалии? Шел новый, XX век. Национально-освободительное движение набирало силу по всей Индии, но особенно интенсивным было в Бенгалии и столице Британской Индии — Калькутте. В попытках сбить его накал колониальные власти предприняли маневр: в 1905 году решено было расчленить Бенгалию на две части по религиозному признаку — на индуистскую и мусульманскую. Ответом был взрыв негодования и как следствие — терроризма. Подобно нашим народовольцам (да и просто используя их опыт), молодые националисты устраивали форменную охоту за английскими чиновниками. Калькутту сотрясали многочисленные демонстрации протеста, кончавшиеся обычно арестами или расстрелом демонстрантов. Именно тогда возникла индийская Марсельеза — знаменитый гимн освободительного движения «Банде матарам» («Мать-Родина») на слова известного бенгальского писателя Бонкимчондро Чоттопадхьяя. На всех военных парадах и демонстрациях его обязательно исполняют наряду с национальным гимном. Я уже упоминал, что бенгальским патриотам помогали и наши соотечественники — участники революции 1905–1907 годов, бежавшие от царских жандармов после разгрома революции.
Размах неповиновения был велик, и англичане поняли наконец, что их детище — Калькутта — вышло из повиновения. И было решено: перенести столицу Британской Индии из неуютной Калькутты в Дели. Это произошло в 1911 году. И рядом с древним городом по проекту знаменитого Эдвина Лютьенса в считанные годы возник красивый, новенький с иголочки Нью-Дели.
Лучше всего события тех лет описал Рабиндранат Тагор в романах «Гора», «Дом и мир» и других. Интересно: дома, честно говоря, я читать Тагора просто не мог, было скучно: хвалил потому, что положено хвалить, великий все-таки писатель, да и стихи хорошие. А здесь, в Калькутте, книги его для меня наполнились жизнью, и я понял, что Тагор — грандиозное явление не только литературы, но и всей бенгальской культуры, и не только бенгальской, но и индийской, и мировой. И что мы о нем почти ничего не знаем.
1 февраля. Завершился международный кинофестиваль в Индии. Основной просмотр проходил в Дели, а к нам, в Калькутту, по-видимому, из-за ее радикальной репутации прислали фильмы молодежного авангарда. Фильмы очень разные, много откровенной халтуры, но много и настоящего, свежего. К сожалению, как у индийской публики, так и у нашей отношение к фестивалям одинаковое: раз фестиваль, значит, фильмы нерезаные, следовательно, будет «клубничка». Поэтому у кинотеатров бушует толпа, жадно хватая билеты на все подряд и оставляя потом залы полупустыми. Так, уходили целыми рядами с аргентинского фильма «Час гнева», снятого в подполье и вышедшего на свет только после прихода к власти перонистов. И лишь немногие досидели до финальных кадров: лицо мертвого Че Гевары и нарастающая барабанная дробь в течение нескольких минут.
5 февраля — 11 февраля. В историческом центре Калькутты, неподалеку от Иден-Гарденс, вырос в последние годы огромный крытый стадион имени Нетаджи Субхас Чандра Боса. В сущности, он не завершен до сих пор — то тут, то там капают сверху на одежду капли расплавленного гудрона. Все эти дни мы проводим на стадионе: идет всемирный чемпионат по настольному теннису. Ажиотаж безумный: билеты куда-то наверх, под крышу, где нечем дышать, перепродаются по 400 рупий. Нам, как журналистам, положены пропуска. Я получил их в штаб-квартире чемпионата в старомодном, начала века, отеле «Грейт Истерн» у спортивного, подтянутого, седоватого джентльмена — мистера Боса, оказавшегося племянником Нетаджи. Как вся пресса, я имею право «пастись» у самых кортов. Самую большую команду прислал Китай, правда, я заметил, что на одного игрока приходится по десять политработников: сидят на трибунах, неподвижные, надутые. С командой приехал замминистра по спорту. В последнее время усиленно распространяются слухи об улучшении отношений Индии и Китая, и вот она — пинг-понговая дипломатия: с ними носятся, газеты полны их портретов, отчетов о том, что они ели за завтраком, и т. п. Наших — человек одиннадцать, более половины — ребята из Армении. Местная армянская община закупила чуть ли не целую трибуну и ходит болеть за нас в полном составе вместе с отцом Акопом.