Добраться до нее оказалось нелегко — она находится в Гарден-Рич, на далекой окраине за портом, именуемой Метьябурудж, где живут бедняки — рабочие текстильных и джутовых фабрик, докеры и другие портовики. Это пролетарская Калькутта — без исторических памятников, без отелей и роскошных магазинов, туристы здесь не бывают.
С большим трудом нашли мы эту школу. Размещается она в здании старого, заброшенного склада — бетонной коробке, крытой кусками ржавого гофрированного железа, У входа стоял тощий — ребра наружу — теленок. Внутри на огромных циновках, прикрывавших бетонный пол, сидело много, около трехсот детей, бедно одетых, угрюмых, но ужасно непоседливых. Их с трудом сдерживали хоть в каких-то рамках несколько юношей и девушек, по возрасту ненамного старше своих подопечных. Это и был коллектив школы имени Ленина.
Ее организовали в 1970 году беднейшие рабочие, которым не по средствам было посылать своих детей в муниципальные школы. Они смогли отвоевать пустующий склад, поставили там несколько обшарпанных столов, стульев и шкафов для учителей, постелили циновки на полу — для детей. Молодые ребята-коммунисты согласились преподавать бесплатно, ведь школа была незаконная, «ничья», платить зарплату власти не собирались. И почти три года изо дня в день триста детей из бедных рабочих семей и из трущоб Гарден-Рич приходили сюда получать бесплатное начальное образование. Около года назад коллектив отпраздновал нелегкую победу: школа имени Ленина была признана одной из образцовых рабочих школ города и официально взята под опеку муниципалитета, что означало зарплату для учителей и определенные суммы для нужд школы.
Что же касается празднования, то оно было обычным. Речь произносил директор школы С. А. Али, молодой, веселый, с чубом, падающим на лоб, очень похожий на Б. Чиркова из знаменитой «Трилогии о Максиме». Ребятня хранила кислое молчание, и хотя говорили на урду (жители этого района в основном мусульмане), было ясно, что их призывают хорошо учиться и не баловаться. Установив на табуретке свой верный портативный проектор «Свет», я показывал цветные картинки: Володя Ульянов, деревянный домик в Симбирске, шалаш в Разливе, Красную площадь и Мавзолей, Смольный и «Аврору». Пели песни Тагора. Мы подарили школе портреты, плакаты и пачки книг. И впервые я чувствовал явную фальшь совершавшегося, ненужность свою здесь, в вонючем сарае, как будто сам был в чем-то виноват перед этими ребятишками, которые никогда не выйдут за пределы своих гнилых кварталов и от которых мы пытаемся откупиться цветными картинками и дешевыми пропагандистскими книжонками.
28–29 апреля. Полным ходом идет подготовка к празднованию 30-летия Победы. Издательства пяти социалистических стран (от нас — АПН) выпустили совместно солидный том «Путь к победе», который вызывает у индийцев большой интерес. Готовятся совместный кинофестиваль, торжественный митинг, приемы и многое другое. Мы готовим спецномер журнала, где постараемся дать побольше местного материала. Кстати, вышел наш Ленинский (восьмой) спецномер, где напечатано несколько моих материалов — о школе Ленина, о митинге в Барасате, о Ленин-пуд-же, а также стихи молодых поэтов. Он пользуется большим успехом — все хотят его иметь, приезжали уже ходоки из Метьябуруджа, Данкуни, Барасата, что, конечно, приятно.
Мы провели встречу с местными журналистами, посвященную Победе, сделали фото- и книжную выставки. Особенно поразили гостей воспоминания ген-консула А. К. Ежова, воевавшего в партизанском отряде под Могилевом. В них были подлинность, которую не дадут никакие книги, и живость, отсутствовавшая в стандартных, дежурных выступлениях. Все слушали, раскрыв рты, и пытались представить нынешнего джентльмена пускающим под откос состав с фашистами. В конце экспансивные бенгальцы устроили генконсулу восторженную овацию.
30 апреля. Прихожу утром на работу и вижу, что мои индийцы обнимаются, поздравляют друг друга. Оказывается, только что позвонили из штаб-квартиры КПП: пал Сайгон. У индийцев к Вьетнаму отношение особое — за событиями там следят ревниво, не прощают ничего американцам. В Калькутте им «отомстили» остроумно и ехидно: улицу, где размещается генконсульство США, недавно переименовали в Хо Ши Мин-сарани. И американцы вынуждены на всех официальных бумагах — письмах, приглашениях — ставить свой адрес: генконсульство США, Хо Ши Мин-сарани.
4 мая. Вчера, когда я шел домой по Фри-Скул-стрит, началась пыльная буря. Ветер нес пыль, мусор, песок, бумаги, сила его была такая, что он сбивал с ног, идти было невозможно. Звенели стекла, грохотал гром, но дождь так и не начался. Сегодняшние газеты сообщают: разбито много окон, вырваны с корнем деревья на Майдане, повреждена связь — телефонная, телеграфная, телетайпная. Наш телетайп тоже молчит. Калькутта сегодня отрезана от мира.
Кстати, мы уже девятый день живем на новом месте. Больше года мы прожили в старом доме на Бишоп-Лефрой-роуд, злились на неудобства и нелепости быта. Но и сам дом нас буквально «выталкивал». Москиты были как бешеные, от них не спасали никакие патентованные средства. Ушли вечно дежурившие на стенах геккончики. Огромные тараканы все смелее выползали из углов. Однажды Машка с криком вылетела из ванной: в умывальнике сидел паук в ладонь величиной с мохнатыми, полосатыми лапами.
Теперь информационный отдел генконсульства разместился на новом месте — небольшой тихой улице Балигандж-Серкуляр-роуд: пятиэтажный офис — этакий кубик нежно-желтого, цыплячьего цвета, неприлично чистый для Калькутты, зеленая полянка во дворе и жилой корпус в глубине. Слева — стройка многоэтажного дома, с которой во двор к нам то и дело сыплются кирпичи, справа — мечеть, принадлежащая какому-то мусульманскому ордену, на нас, впрочем, никакого внимания не обращающему.
Квартира у нас новая, двухкомнатная, со всеми удобствами — душем, новыми кондиционерами, хорошей кухней, москитов почти нет. Есть во дворе движок — не страшны перебои с электричеством.
Вечер. В уютной комнате сидит под торшером на кушетке жена, вяжет что-то из мохера. На полу-огромный голубой ковер, он целиком во власти Маши. На него вываливаются каждый вечер и раскладываются по периметру несколько десятков бумажных кукол, вырезанных из журналов и альбомов. У каждой свое имя, и ежедневно у какой-нибудь из них день рождения с балом. Потом у кукол начинается процедура отхода ко сну. Особенно трогательно пеленается и укладывается в кроватку вырезанная из какой-то книжки Жанна д’Арк в латах и с мечом.
А на окошке у нас живет крохотная, розовая, совершенно прозрачная ящерка-геккон.
В общем, настоящая идиллия. Но странное создание — человек: я уже скучаю по нашей нелепой, угрюмой норе в старом доме на Бишоп-Лефрой-роуд…
5 мая. Дни бегут, и я все яснее понимаю, как мало знаю Калькутту, как тщетны мои попытки ухватить хотя бы «вершки». Хочется пройти от начала до конца каждую улицу, хоть слегка прикоснуться к ее жизни. Странно, этого желания я никогда не испытывал в Дели.
На днях побывал на одной из самых «калькуттских» улиц — Читпур-роуд. Начинается она неподалеку от площади Дальхаузи, а затем устремляется на север, пока в районе Багх-базара не упирается в депо барж на Хугли. Несколько лет назад большой ее участок был переименован в Рабиндра-сарани, но, несмотря на преклонение перед Тагором, ее по старинке называют Читпур.
Вообще-то меня привлекала здесь прежде всего Находа, главная мечеть города. У мусульман Калькутты я еще ни разу не бывал, мне много рассказывали об их неприветливости, враждебности и т. д. Но мечеть продолжала меня манить, и вот, попросив нашего шофера-мусульманина сопровождать меня, я все-таки решил побывать в Находа-моске. Возможно, благодаря тому, что со мной был мусульманин, или по какой-то другой причине меня встретили и без вражды, и без особого гостеприимства, попросту говоря, равнодушно: короткий разговор с привратником, и нас пустили внутрь и полностью перестали нами интересоваться, предоставив бродить сколько угодно по этажам и переходам огромного здания.