Большое удовольствие доставляет рассматривание работ Джона Зоффани, портретиста и автора мифологических сценок; У. Ходжеса, автора первых пейзаж-пых зарисовок Индии; Роберта Хоума, Томаса Хики, Джорджа Чиннери и других. Прелестны акварели мисс Эмили Иден, изображающие птиц и цветы, Сэмюэля Дэвиса.
В коллекциях музея хранятся 200 миниатюр XVIII–XIX веков различных индийских школ — джайпурской, раджпутской, кашмирской, пахари и, конечно, самой знаменитой — могольской. Большей частью они посвящены жизни императоров из династии Великих Моголов — Акбара, Джахангира, Шах-Джахана. Среди них одна выпадает из темы — «Рождество Христово».
Еще одна коллекция — индийских и персидских рукописей, многие из которых иллюстрированы цветными миниатюрами — шедеврами каллиграфии. Среди них — «Анвари-и-Сохейли» 1518 года — персидская версия басен «Панчатантры» и «Хитопадеши». Есть предположения, что она была изготовлена для библиотеки могольских государей в Дели. Другие рукописи: персидский перевод «Наля и Дамаянти» с иллюстрациями мастеров муршидабадской школы миниатюр (XVIII век); чудо каллиграфии — «Дахпунд-и-Хаким Арусту» («Десять советников Аристотеля»), «Диван» Хафиза, книги Руми, Фирдоуси…
Коллекция оружия включает образцы мечей и сабель эпохи Великих Моголов (XVI–XIX вв.), индийских и персидских, богато украшенных золотой насечкой, гравировкой по металлу, эмалью, драгоценными камнями. Отдельно — европейское огнестрельное оружие XVIII века — мушкеты, кремневые ружья, пистолеты: И наконец, исторические документы британского периода индийской истории — архивы Ост-Индской компании, бумаги времен народного восстания 1857–1859 годов — договоры, приказы, воззвания, письма, официальные и частные, и многое другое.
Даже этого беглого перечисления достаточно, чтобы стало ясно: Виктория-мемориал — один из интереснейших музеев Индии.
30 апреля. Сегодня к нам в офис приходила бывшая студентка Тамбовского педагогического института, вышедшая замуж за индийского аспиранта. Назову ее, скажем, Людмилой Дас. Здесь она уже полгода. Ни раззолоченного дворца, ни персональной «тойоты» у мужа не оказалось, к тому же он — профсоюзный активист, да еще из «левых». Каждая рупия на счету, а самое плохое — нет работы. Пытается найти частные уроки русского языка, нужны учебники, пособия — проси; помочь. Много раз ходила в генконсульство, но там от нее отшатываются, как от перебежчицы. До чего же бездушно и жестоко относятся у нас к таким людям, не совершившим, в сущности, ничего плохого! Если бы это произошло с гражданкой любой другой страны, то любое консульство сделало бы все возможное, чтобы поддержать соотечественницу, помочь ей, может быть, даже взять к себе на работу. Ведь так ясна ее история: жила в провинциальном городишке, без особых надежд на будущее, и тут появился красавец из экзотической страны с горящими глазами, обещал взять с собой — и пошла за ним на край света, не зная, что и там свои, причем нелегкие, проблемы. И вместо садов Шехерезады очутилась в страшном чужом городе, где никому до нее нет дела. Кинулась к своим, а там холодное презрение — уходи, ты уже не наша. Почему же не наша?
Мы нашли для нее какие-то пособия, тетради, советские газеты. Пришла она, по местным правилам, не одна, а в сопровождении сестры мужа — тут я за нее порадовался: однолетка, по крайней мере родственная душа. Видел, как понуро шли они в толчее бесконечной улицы и скоро исчезли из виду…
1 мая. Вся советская колония приглашена в кукольный театр на премьеру. Руководит им молодой парень (к сожалению, не запомнил фамилию), настоящий бенгалец — высокий, тощий, усатый. Учился в Москве у Сергея Образцова.
Крохотная коробочка театра расположена в дебрях северной Калькутты, по-видимому, перестроена из какого-то склада. Зал был заполнен детворой из бедных семей — худющей, плохо отмытой, с огромными, сияющими глазами. Показывали «Аладдина и волшебную лампу» — причем в честь 1 Мая бесплатно. Текст шел на бенгали, но все было ясно, играли с воодушевлением. Забавно, что здесь, в Индии, Арабский Восток — экзотика. Перед началом спектакля кукловоды, все очень молодые ребята, спели «Интернационал».
Вечером мы ходили на старый, 1963 года фильм Билли Уайльдера «Ирма ле Дюк» с Ширли Мак-Лайн в главной роли. Ажиотаж вокруг пего страшный. Дело в том, что в индийском коммерческом кино есть странный обычай: кадр. кадр переснимать западные фильмы, но в индийском антураже, — чистейшее пиратство, почему-то не преследуемое. То же они сделали с «Ирмой ле Дюк», перенеся действие в Бомбей, а героя сделав бомбейским полицейским. В главной роли (индийский фильм называется «Манорапджан» — мы смотрели его раньше в Дели) выступила молодая, д1иннопогая, в европейском стиле красавица Зинат Аман, мгновенно ставшая звездой. Сравнивать фильмы нельзя — уж очень различен их уровень, но смотреть интересно и тот, и другой.
Сначала мы смотрели фильм с большим удовольствием, но в середине фильма вырубился свет, и около часа мы сидели в кромешной тьме, обливаясь потом. Часть зала, не выдержав пытки, ушла, но мы мужественно дождались продолжения. Здание кинотеатра «Глоб» помнит еще колониальные времена и построено явно для английской публики — все здесь солидно, респектабельно, сохранились даже обитые плюшем ложи и светильники на стенах.
2 мая. День нерабочий, и мы решили посвятить его поездке в знаменитый на всю страну Ботанический сад.
В очень интересном сборнике 1957 года, где подобраны работы русских писателей и публицистов XVIII — начала XX века, посвященные Индии, я прочел заметки неизвестного русского путешественника, напечатанные когда-то без подписи в журнале «Сын Отечества» (№ 15 за 1844 год). Вот что он писал:
«Калькуттский ботанический сад — самое очаровательное убежище для прогулки. Чтобы насладиться прелестями этой прогулки, надобно сойти с пыльной набережной в прекрасное двухпалубное судно, на котором раскинута просторная беседка с диванами. По мере того как отплываете от берега, вокруг вас распространяется тишина; с одной стороны тонут за горизонтом прекрасные здания города, с другой — выставляются рощицы, омываемые священными водами Ганга. Достигнув железной решетки, выходите на берег. Два пеона в красных тюрбанах встают и приветствуют чужестранца. Раздается пение и щебетание птиц; вы идете под самым правильным готическим сводом, образуемым переплетом древесных ветвей, по чудной пальмовой аллее, где под зеленеющим куполом плоды висят роскошными гроздьями… В парижских теплых оранжереях можно видеть в миниатюре пейзажи острова Бурбона и Новой Голландии. Но. в Калькуттском ботаническом саду, всегда согретом лучами тропического солнца, перед вами развертывается полная картина растительного царства Азии и Африки».
Как тут было не поехать, чтобы увидеть это чудо?
Увы, прекрасное судно с беседкой пришлось заменить почти полуторачасовой поездкой на машине, ибо Ботанический сад находится очень далеко — в местности Сибпур, куда надо добираться через промышленный пригород Калькутты Хоура, по сути дела, ставший уже самостоятельным городом и расположенный на другом берегу реки Хугли.
Хугли — один из рукавов, образующих дельту Ганги. Говорят, что исток великой реки находится далеко на севере, в Гималаях, где она начинается в крохотной пещерке на леднике; там сидит, охраняя ее, отшельник-йог. Я видел этот ледник только на-фото в роскошном альбоме, но даже так можно было представить, как кристально чисты и холодны первые родниковые струи священной Ганги. Пройдя тысячи километров через всю страну, Ганга впадает в Бенгальский залив десятками рукавов, составляющих мощную дельту. Но здесь, в границах огромного города, красавица река, прославленная в мифах, сказках, песнях, неузнаваема. Ибо Хугли — это чудовищная сточная ка-пава грязно-серо-рыжего оттенка. Вода ее настолько загрязнена промышленными и бытовыми отходами, что опасна для употребления. Одна из газет напечатала как-то довольно противный снимок, изображающий труп утопленника на отмели, вытравленный кислотными водами Хугли до белизны.