— Что, внучка, не знаешь от кого? — спросила бабуля.
— Нет… — задумчиво ответила Дарьяна.
«24 февраля.
Сегодня наводила порядок. Все еще не могу разобрать все коробки, перевезенные от Дениса. Разбирала коробку с тетрадями. Там, кроме записей лекций и семинаров, обнаружились и мои записные книжки. Сначала хотела просто выбросить, а потом решила пролистать и… потерялась во времени.
Никогда не любила вести дневники. А вот просто записную книжку с пометками того, что нужно сделать, и какими-то мыслями вела всегда.
Наткнулась на запись трехлетней давности. Она сделана после первой нашей ссоры с Денисом:
«Гордым легче, гордые не плачут
Ни от ран, ни от душевной боли,
На чужих дорогах не маячат,
О любви, как нищие, не молят.
Широко расправлены их плечи,
Не гнетёт их зависти короста…
Это правда — гордым в жизни легче.
Только гордым сделаться не просто.
Гордым легче — гордые не плачут…
Лишь порой в подушку по ночам
Скрежет боли и слезу запрячут…
И порой рыдают по ночам…
А ещё бывает очень часто
Плачут кровью, телом и душой…
Гордым не становятся от счастья…
Гордость — это страх за свой покой…»
Я даже не знаю, кто автор этого стихотворения, вроде-бы Татьяничева. Но, как оно подходит для меня. Ведь моя гордость, это действительно страх боли, душевной боли. Я всегда боялась потерять Дениса, поэтому и была гордой и сильной.
А сейчас я хочу быть слабой, хочу, чтобы рядом был сильный и надежный мужчина.
Но, где его взять? Сильного и надежного…»
Я не смог без тебя…
С начала марта Дашка ушла в учебный отпуск. Ну, как ушла, официально ушла, а не официально бегала в школу почти каждый день. Вместо нее работала девчонка, но всю работу ей поручить было нельзя, да и директриса просила совсем работу не забрасывать. Вот и бегала.
Сегодня, возвращаясь домой, увидела у ворот машину. Остановилась, посмотрела. В машинах она разбиралась плохо, но точно поняла, что это иномарка и внедорожник. Этот автомобиль она уже видела несколько раз на стоянке возле школы, у библиотеки и возле управления образования. Машина была приметная, с зеркальным номером «808». Кто это к моей бабушке пожаловал? Но пока раздевалась у себя, гость от бабушки уже ушел.
— Бабуль, а кто это был?
— Не знаю, Даша. Приехал, обходительный такой, улыбчивый, молодой и уж очень здоровый, спросил все ли у нас хорошо, есть ли дрова, хватит ли на весну, есть ли вода в доме, или с колодца таскаю. Да, еще про телефон спросил. Ну, я ему и сказала, что дрова есть, воду внуки провели еще летом, а вот телефон городская администрация не поставила, сказали, что не положено. Пообещал разобраться, посодействовать.
— И все? — уточнила Дарья.
— И все, — бабушка посмотрела на Дашу и добавила, — но это не тот, что розы приносил. Это другой…
— Странно все это… Может действительно из городской администрации кто. Бабуль, а завтра, в честь нашего женского праздника, не накрыть ли нам праздничный стол? Мне премию выписали.
— А давай, внучка. Семеновну с Петровной позовем. Они бабы хорошие, хоть и колкие на язык бывают.
Дашка с утра приготовила салатики, испекла сладкие пирожки к чаю, а бабушка потушила утку с яблоками в печке. Позвали соседок на обед. Дашке нравилось сидеть с бабушками, они рассказывали о своей жизни, вспоминали молодость, могли и песню затянуть народную…
— Идет к нам кто-то. Мужчина, — констатировала бабушка Маня, — вроде тот, что розы принес.
Дашка сидела спиной к окну и не успела повернуться, заметить кто это.
— Лямузин-то какой! Знать Дашкин жених, — констатировала Семеновна, глядя в окно на дорогу, она на язычок острая была бабуля, но добрая.
В дверь постучали. Дарья, хотя и пыталась отшутиться, но внутри вся напряглась в ожидании, замерла. Кто это может быть?
— Можно? — раздался до боли знакомый голос с чуть заметным акцентом.
«Герман», — промелькнуло у Дарьи в голове. Очень хотелось сорваться с места, но что-то ее удержало на стуле. Она как завороженная посмотрела на вошедшего, улыбнулась, а на щеках заиграл румянец.