— Не надо о болезни. Расскажи лучше о ребятах, как готовитесь к чемпионату. Летаете?
— Летаем помаленьку, правда, февраль погодой не балует.
Владимир Евгеньевич откинул голову на подушку, закрыл глаза. На виске лихорадочно пульсирует такая знакомая нам жилка! Ловлю себя на мысли, что в последний раз вижу эту жилку. Неужели она скоро угаснет навсегда? И ничто, и никто не в силах предотвратить это! Почему именно вас выбрала в жертву болезнь? Вас — учителя, которого нам сейчас так не хватает.
Сколько пришлось пережить этому человеку! Я вспоминаю скупые рассказы Шумилова о себе.
...Война. Горящий «харрикейн» врезается в мелколесье. Страшный удар выбрасывает летчика из кабины. Без сознания, истекая кровью, лежит он под знойными лучами полуденного солнца. Первое, что увидел, когда пришел в себя, — ухмыляющегося фашиста. «Значит, плен!» — обжигает мысль. Рука потянулась к кобуре за наганом. Хотел застрелиться, но кобура была уже пуста. Прикладами заставили подняться. Повели. Каждый шаг — жгучая боль в простреленной ноге. Каждый шаг — вечность. Как оказался в колонне таких же неудачливых, не помнит. Помнит только заботливо подставленное крепкое плечо молодого солдата. Спасибо, друг! Потом был короткий привал. Шумилов сидел на земле, прислонившись спиной к стволу израненной осколками снарядов березы. Последние силы покидали его. Понял, что дальше идти не сможет. Значит — смерть. Как просто. Сейчас подойдет вот тот ухмыляющийся немец и небрежно, не целясь, выстрелит. А ему всего двадцать два, и жизнь вся еще впереди. Шумилов смотрит на маленькое облачко, одиноко повисшее над жнивьем, оно неуловимо меняет свои очертания, дышит восходящими от прогретой земли потоками, постепенно рассасывается, исчезает, растворяясь в ультрамариновой сини неба.
Но вот вместо облачка возникает сытое лицо немца, в бесцветных равнодушных глазах Шумилов читает свой приговор: «Не пойдешь дальше — останешься здесь навсегда!» Не спеша фашист поднимает карабин. Шумилов не смотрит на смертоносный кружок, он смотрит в глаза врага. Смотрит, как на бешеную собаку, которая вот-вот должна укусить. Немец секунду медлит — это спасает Шумилову жизнь. На дороге заскрипела телега. Немец кивком головы подзывает старика-возницу и двух пожилых женщин, те торопливо укладывают летчика на мягкое, пряно пахнущее сено.
Два месяца пробыл Шумилов в плену, ровно столько, сколько потребовалось, чтобы немного оправиться после ранения и собраться с силами для дерзкого побега из концлагеря. Не такой он был человек, чтобы позволить посадить себя в клетку.
Снова фронт, снова рядом с Шумиловым боевые друзья, самые верные, самые надежные... Трудна дорога к победе. Многих друзей не досчитался 9 мая 1945 года Шумилов, а сам вот уцелел, выстоял, победил.
А сейчас ему очень обидно и горько чувствовать свою беспомощность перед проклятой болезнью. И как это, должно быть, страшно — считать немногие оставшиеся дни и часы жизни!
Последние слова беседы с Владимиром Евгеньевичем врезались в сердце навсегда: «Запомни сам и передай ребятам — в авиации нет ничего страшнее, чем ложная самоуверенность в том, что ты все постиг. Путь к совершенству только один — учеба, ежедневная и кропотливая».
В конце марта некрологи в газете «Советский патриот» и журнале «Крылья Родины» сообщили о преждевременной кончине Владимира Евгеньевича. Во всех концах страны с грустью и болью встретили эту печальную весть сотни его воспитанников. Многим он был вместо отца.
Опытные асы и молодые спортсмены взволнованно и скорбно говорили о покойном на коротком траурном митинге. Слова их шли, казалось, из самого сердца — так просты и жгучи были они. А когда в могилу полетели пригоршни земли, небо содрогнулось от громового раската — это ученик Шумилова Слава Лойчиков не самолетом, грудью своей, пробил звуковой барьер, салютуя своему учителю.
Пройдут годы, время залечит душевные раны, но, как и сегодня, каждый из нас с гордостью будет говорить — я учился у Шумилова, замечательного тренера и настоящего Человека.
Глава X
Слава, не надо, не трогай живых,
Что ты о людях знаешь?
Даже сильнейших и лучших из них
Ты иногда убиваешь.
Полет по любому из упражнений программы чемпионата мира длится немногим более десяти минут, а подготовка к нему занимает годы и предопределяет успех или неудачу выступления. Как сконцентрировать знания, умение и волю спортсмена, полученные им за время учебного года продолжительностью в 363 дня, 23 часа и 50 минут, в оставшиеся 10 минут выступления, когда удесятеряется ритм жизнедеятельности человека, когда отсчет времени идет по долям драгоценных секунд, наполненных огромной затратой физических и духовных сил? Квалифицированный ответ на этот вопрос стал бы большим подспорьем в достижении высоких спортивных результатов.