– Она попросила л ю б и т ь тебя за неё и за отца!
– Знаешь, Ричи, я не чувствовал себя обделённым любовью. Да, отец был суров со мной, но зато я буквально купался в любви остальных.
– Это уж точно! – проворчал Ричард. – Тебя любили и баловали не только мы с братом, но и слуги… Да и все окружающие тоже! И ты бессовестно пользовался этим. Только Урсула пыталась крапивой вернуть процесс воспитания в правильное русло…
– А знаешь, Ричи, я на неё совсем не обижался, хотя и больно было ужасно. Но я понимал, что получал за дело. Да и грозилась она больше, чем порола…
– Конечно, ведь мы с Джо скосили всю крапиву в округе. Вернуть любовь отца к тебе мы были не в силах, поэтому делали что могли. Он ведь даже пытался оставить тебя в Элметшире, уехав с нами в Лондиниум. Но тут первый раз проявил характер Джонатан и категорически отказался уезжать без тебя. Его противостояние с отцом продолжалось два года, но Джонатан в итоге победил. И мы уехали в столицу все вместе. В Лондиниуме почти сразу Джонатан почувствовал себя плохо. А через полгода кашель мучил его практически безостановочно. Все врачи в один голос говорили, что сырой климат столицы убивает его и советовали уехать в теплые края к морю. Но отец был категорически против отъезда и упорно приглашал к Джонатану всё новых и новых специалистов в поисках других способов лечения. Я метался между отцом и братом, пытаясь одного уговорить либо отпустить нас с Джо к морю хотя бы на год, чтобы поправить его здоровье, либо уехать всем вместе. А Джонатану предлагал сбежать, пока болезнь не зашла слишком далеко. Но он упрямо твердил, что не может так поступить с отцом, да и ты ещё совсем подросток, и ни сбежать вместе с нами, ни оставить тебя одного с отцом невозможно… Джо сгорел в Лондиниуме за полтора года. Отец как будто даже заранее смирился с его уходом. Во всяком случае, особых переживаний или угрызений совести по поводу кончины Джо я за ним не заметил…
– Ты не прав, Ричи! Я не раз заставал его ночью стоящим на коленях в нашей часовенке. Он истово молился, и по его лицу градом катились слёзы…
– Может быть, может быть… При мне он был всегда спокойным и сосредоточенным, и с удвоенной энергией принялся готовить уже меня к роли наследника герцогского титула. Я выдержал полгода такой жизни, но моё терпение, наконец, лопнуло! Отец перестал общаться со мной, как с сыном. Я стал для него только наследником. Ведь он видел, как мне плохо без Джо, но ни разу не снизошёл до разговора со мной по душам. Более того, когда я сам решился заговорить с ним о маме и брате, он резко оборвал меня и провозгласил, что эти темы не должны больше возникать в его присутствии. Это было последней каплей. Я взвился и в тот же день покинул Лондиниум, решив отправиться в морское путешествие, о котором когда-то мечтал Джо: вокруг света по Средиземному морю мимо берегов Африки, затем Индийский океан и Индия, потом Тихий океан и так далее…
– Да, Джонатан мне тоже рассказывал о своей мечте…
– Это когда же? – с нотками ревности спросил Ричард.
– Ещё в Элметшире. Я как-то застал его мечтательно уставившимся в ночное небо, и мы с ним потом несколько месяцев вместе наблюдали за звездами. Он показывал мне созвездия, рассказывал о великих путешественниках и учил определять путь по звездам…
– Прости, Киф, Джонатан оказался для тебя лучшим братом, чем я!
– Не выдумывай, Ричи! – попытался возразить Киф.
– Но это правда! Я сбежал, оставив тебя один на один с отцом, который не считал тебя родным сыном и мог как угодно поступить с тобой, а тебе ведь едва исполнилось пятнадцать. Но в Лондиниуме ты как-то отдалился от нас… Или это я был сосредоточен только на переживаниях за Джо, а потом за себя…
– Не кори себя, я, действительно, почувствовал себя абсолютно свободным в столице. Не было строгого Дживса и вечно стоящей на страже Урсулы. Вы с Джонатаном были поглощены учебой, а к тому, что для отца я невидимка, я привык ещё до этого. В это время я познавал дно Лондиниума и применял на практике то, чему Фил и Мел научили меня ещё дома: карты, табак, вино и женщины. Как ты сам понимаешь, практика проходила по ночам, а днём я отсыпался, поэтому ваша жизнь проходила сквозь меня, почти не трогая никакими событиями. Я, конечно, знал, что Джонатан болеет, но насколько это серьёзно, не представлял. Его смерть стала для меня неожиданным ударом. А твоё исчезновение способствовало моему резкому взрослению. С одной стороны, надо было как-то приспосабливаться к жизни с отцом один на один. А, с другой стороны, я понимал, что не могу уже вести себя так свободно и безответственно, как делал это раньше, поскольку между мной и высшим обществом, принадлежностью к которому так гордился отец, уже нет двух старших братьев…