ки, вплыла Стелла. — Извините, я стучала, но меня не слышали, — как и все красавицы, она даже извиняется странно, не искренне, а словно одолжение делает. Ещё и плечами дёргает, мол, вы мне доставили жуткие неудобства, но оцените моё великодушие. В зале стало тихо, только заевшая музыка играет. Леська, вскочив со стула, запищала: — А вы, простите, вы… — разве что язык не высовывает. Стелла величаво кивнула: — Стелла Каленова, актриса. Окружающие отмерли: как бы кто ни трындел, что сериалы — мировое зло похлеще Мелькора с Сауроном, хоть раз, да смотрели. Даже мадам Гитлер раскраснелась, правда, по другому поводу: точняк думает, что звезда не иначе как с благотворительными намерениями, и наконец-то купит нам проектор. А то и нормальный компьютерный класс. Или вообще — новую школу. Но, видимо, на эффектном появлении запас креатива у Стеллы кончился, и потому она без лишних церемоний сграбастала меня за руку: — Пошли! Ты мне нужна. Вот так, запросто, типа всё в порядке вещей. Ну, сделаем вид, что и правда нормально; я слегка прищурилась, пытаясь изобразить равнодушие. А чего, пусть думают, что меня каждый день со школы звёзды кино забирают. Леська подавилась слюной, закашлялась и сквозь кашель такая: — А в — в–вы зна — зна — зна… — Знакомы, да. Извините за беспокойство, но дело безотлагательное, — прочирикала Стелла и поволокла меня к выходу: сперва — из зала, а затем и вовсе из школы. Везде нас преследовали самые разные лица, но с одинаковым выражением: челюсть на груди, глаза из орбит лезут, стопроцентные жертвы лоботомии. Делаем вывод: сериалы смотрят все. — Куда мы? — заговорить я рискнула только на улице, где вроде не было посторонних. Стелла снова дёрнула плечами и слегка закатила глаза. Нет, ну что за ерунда?! Как будто она мне три часа всё объясняла, а я теперь переспрашиваю. Серьёзно, иногда она вроде почти нормальная, и ведёт себя, как человек, не как красавица, а иногда — хуже Катеньки. — Тут в одном ресторане нечисть объявилась, — главное, она говорит, а идём мы уже не по школьному двору вовсе, а вдоль шоссе, и здания кругом — старинные; не иначе как центр. И мужик какой-то к стене привалился, глаза круглые, в нас пальцем тычет. Не ясно, из — за чего больше: то ли Стеллу опознал, то ли углядел, как известная актриса и неведомая девчонка появляются из пустоты. Я подёргала красотку за рукав — тайна, все дела… А она отмахнулась: — Да ты его видела? Пьяный в стельку, таким веры нет. А в ресторане дело плохо: семнадцать отравлений за месяц! Хозяева уже не знают, что и думать: еда-то у них свежайшая, если и мухлевали с чем, то перестали, боятся. А всё равно народ травится! И чего? В каждом втором кафе хоть кто-то, да побежит на свиданку с унитазом, но это ж не значит, что там окопались тёмные силы. Мало ли, какие там причины. Но Стелла уже остановилась у двери какого-то ресторана с пафосной вывеской, украшенной кучей завитушек. Вечная проблема красивенького шрифта: пафосно-то пафосно, а что написано — фиг разберёшь. — Чего застыла? Заходи, нас ждут! — меня пихнули в спину, и пришлось идти первой. Внутри же я опять застыла — на этот раз не потому, что пыталась разобрать вывеску. Конечно, раньше мне доводилось бывать в ресторанах: бабушкины подружки, те, что побогаче, частенько устраивали праздники «на выезде». Вот только снимали они какой-нибудь прокуренный полуподвал; крысы по ногам, конечно, не бегали, но очень живо представлялись. Никакого света-только полумрак и свечки, да парочка тусклых ламп; всенепременно — стилизация под что-то восточное, когда кругом подушки, занавески и благовония с запахом освежителя воздуха. В качестве апофеоза бабулины подружки собирались в «Розовом счастье», или «Розовом облаке», не помню, как называлось это местечко, но зал в нём был похож на сахарную вату, в которую парочка дам уронила свои драгоценности: фальшивая позолота, белая мебель, и всё те же подушечки — подушечки — подушечки догадайтесь какого цвета. Под пафосной же вывеской с завитушками скрывался ресторан, которому больше подошло бы находиться в каком-нибудь дворце; конечно, и тут без блестящих штуковин не обошлось, но растыкали их по залу аккуратно, а не на каждом углу. Сдержанно, но дорого, за милю видно. Имелся тут и камин, фальшивый, конечно: внутри — полки, а на них — свечи в несколько рядов. Зажжённые. Красота! И публика под стать — вроде одеты нормально, а чувствуется в них что-то такое… дорогое, что ли? Как будто забрёл на кошачью выставку, где куда ни плюнь, попадёшь в кого-нибудь породистого и элитного. И я. В старой школьной куртке, стоптанных туфлях и брюках с пятном на колене — упала во время репетиции. В старых комедиях в такие моменты обычно все говорить перестают, музыка стихает, и все пялятся на вошедшего. Стелла, впрочем, заминки не заметила. Ей-то что! Хоть голой бы пришла, всем плевать, актриса же, творческий человек; главное — лицо паранджой не занавешивать, хотя сейчас и это модно. Проскочив вперёд меня к приближающемуся официанту, она широко — широко улыбнулась и воскликнула: — Нас тут ждут! И меня, почти готовую сбежать или провалиться сквозь землю, поволокли за капюшон куртки к одному из столиков. Только сейчас я заметила сидящего там Светозара. Остановите планету — я сойду! Первый раз его вижу после того идиотского случая, да ещё и рассказ Маланьи вспомнился, и вообще… Стелла пихнула меня за стол, ближе к стене, и воскликнула: — Светик, скажи нашей надутой подружке, что не злишься! А то она в хамелеона превратится и с обоями сольётся. Ещё б погромче сказала, чтоб все слышали! Светозар слегка покачал головой и — совершенно неожиданно — улыбнулся: — Тебя в самом деле ещё беспокоят такие мелочи? И вдруг вся эта история с выдуманным парнем, археологами с Верхоянска, дёргающимся носиком Леськи показалась несусветной чушью! Кажется, опять краснею, куда там варёному раку. Только стыдно не потому, что Леське врала, это и в самом деле ерунда: стыдно, потому что думала об этом, время тратила, когда могла бы сделать что-нибудь хорошее. Ой, нет. Ученики того странного деда, вон, магией занимались, и чего? Нет, лучше я пока что хорошее творить только вместе с кем-нибудь буду, чтоб под раздачу не попасть. — Да ты чего застёгнутая сидишь? — Стелла уже скинула пальто, небрежно пристроила его на вешалку и теперь сверлила меня взглядом. — Вылезай давай! А то внимание привлекаешь. Как будто не привлеку внимание застиранной блузкой, вроде аккуратной, но со здоровенным клеймом «рыночное». Думаете, это только я замечаю? Ага, сто раз. Но внезапно по телу пробежал холодок, будто льдинку из стакана за шиворот уронила; я дёрнула молнию вниз и обомлела. Вместо школьной блузки — ярко — красная водолазка: у меня таких нет, это точно. Баба Света уверена, будто бы в красном только проститутки ходят. Но не это даже удивило, а золотая цепочка на шее. Вот драгоценностей я точно не ношу! И пятно с брюк пропало. Так, стоп, надо в реальность возвращаться, а то меня как заклинило! Светозар быстро улыбнулся, едва заметно подмигнул и заговорил: — … Теперь, когда никто не отвлекается… — так он сказал это «никто», покосившись на меня, что снова захотелось спрятаться, — Недавно на связь вышел Негорад. — Учитель твой, что ли? Вечно забываю эти жуткие имена, — Стелла скривилась. Кто бы говорил! Иностранным именем тоже не каждую вторую назовут. Хотя, может, у неё это типа псевдонима, а в паспорте какая-нибудь Авдотья или Ефросинья? Светозар её одёргивать не стал, ограничился кивком: — Позвонил из Новосибирска. Он сказал: Огнеслав отправился в Москву. И его сын тоже здесь. Я, честно говоря, не поняла, о чём речь, но почувствовала: это почему-то важно. Стелла же выпучила глаза, сложила губы трубочкой и протянула: — Какой такой Огнеслав? — поймав недовольный взгляд Светозара, она щёлкнула пальцами и откинулась на спинку стула, — Тьфу, Светик, тухлый ты! Пошутить не даёшь. — Серьёзными вещами не шутят, — он чуть сдвинул брови. А я? Что я — сижу тихо, с обоями слиться пытаюсь. Почему-то страшновато спросить напрямую; надо будет — сами обо мне вспомнят. Стоп, да я же боюсь! Нет уж. Бояться может размазня Вика, а колдунья Рогнеда тут по полному праву; значит, должна разбираться в ситуации. — Знаешь, откуда появляется нечисть, Рогнеда? Ничего так переход! Я бодро раскрыла рот, собираясь выдать длинную тираду с парой ссылок на Википедию, но тут поняла: а что говорить? Правды-то там нет и не было! А даже если вдруг мелькнуло там чего хорошее, где гарантия, что я именно об этом вспомню, а не о какой-нибудь дурости? Но Светозар, как оказалось, ответа не ждал: — В древности считалось, что нечистая сила возникает из негативных желаний человека, из дурных поступков и мыслей. На самом деле всё не так… не совсем так. Первоисточник и в самом деле зло, но зло бессильно до тех пор, пока не прорастёт в чьей-нибудь душе. Тёмные маги… они концентрируют зло, усиливают его. И только тогда из внутреннего зла появляются чудовища. — Что будете заказывать? — я аж подскочила. Нет, нашла, конечно, где отключаться! Хоть к нам за столик никто и не лезет, а всё — таки тут ресторан. И людей полно. Вообще нормально, что мы такие вещи, считай, на людях обсуждаем? Стелла выразительно покосилась на даму с собачкой в сумке за соседним столиком, затем — на пожилого мужчину в костюме, что-то обсуждающего по мобильнику. Похоже, она права: тут до нас никому нет дела, хоть на столе пр