Потом много еще чего было между ними и с ними, но самое главное — они любили друг друга, и Амьер не раз убеждался — Ясна его единственная, и другой ему не надо. Она подарила ему пятерых детей, самому младшему всего пять лет. И последняя беременность стала для них неожиданностью. Между самым старшим ребенком и самым младшим разница чуть больше двадцати лет.
Он бы хотел и в тоже время не хотел, чтобы его дети обрели свою вторую половинку.
Пока отец предавался воспоминаниям, а Фолкет пытался вызвать сочувствие к себе, Ясмина, слушая его, рассматривала волеронов, собравшихся на суд. Многие из сидящих в зале, сочувствующе смотрели на Фолкета, слушали его внимательно, но некоторые недоверчиво качали головой, были и те, кто усмехался, слушая его, видимо их веселило лицедейство регира Дома Северного ветра.
Судьи сохраняли беспристрастное выражение лица, но Ясмина понимала: их душ и сердец тоже должна коснуться публичная и кажется такая искренняя исповедь скорбящего по сестре Фолкета и страдающего без нее. Ведь и ей было жалко и Фолкета и его сестру, но она ко всему прочему еще испытывала горькую вину перед ним и острое сожаление от того, что натворила.
Но Ясмина вдруг отчетливо поняла — уж если она чувствует себя убийцей, то и все остальные тоже посчитают ее виноватой и осудят за преднамеренное убийство. Нет! Нет! Она не убийца! Она не хотела этого, она не знала, что Едвига была больна! Это стечение обстоятельств, трагическое недоразумение. Почему она должна отвечать за то, что совершила по глупости? Ведь она не специально. Ясмина вспомнила слова Айтала «ты еще скажи — больше не буду». Но так и есть, она так больше никогда не будет делать, она будет думать, прежде, чем совершить очередную глупость. Нет, она вообще больше не будет делать никаких глупостей! Она обещает это! Боги, не оставьте меня! Она готова понести наказание, но не так жестоко, как осуждают убийц, их казнят. Она не хочет умирать, ведь она даже не целовалась еще ни с кем.
Ясмина осмелилась посмотреть на Дэвойра, тот сидел все так же, опустив голову, но теперь качал ею, то ли осуждая, то ли удивляясь чему-то.
— А вот это он зря говорит, — отвлекшись от своих мыслей, услышала Ясмина угрожающий голос отца,
Ясмина вслушалась в то, что говорил Фолкет.
А тот возмущался тем, что истинную волеронку убила полукровка. Пусть и признанная дочь регира Амьера Клартэ.
— Но от того, что она росла и воспитывалась, как дочь регира Дома Огненного ветра, ума, достоинства и благоразумия ей это не добавило, — говорил Фолкет. — Она, Ясмина Клартэ, воспылала страстью к Эйнару Дэвойру, но это же смешно. Кто она такая? Полукровка, воспитанная, как истинная волеронка? Неужели же она не понимает — регир Дома Осеннего ветра ей не ровня!
Ясмина посмотрела на Дэвойра, он поднял голову при этих словах Фолкета и подался вперед, как будто бы хотел что-то сказать, но потом опять откинулся на спинку стула.
— И Дэвойр отверг ее притязания, не стал связываться с полукровкой, и сделал предложение благородной чистокровной волеронке. Ясмина Клартэ затаила злобу на счастливую невесту Дэвойра, и решила ее убить, — громко вещал Фолкет.
— Это неправда, неправда, я не хотела ее убивать, — шептала Ясмина, еле сдерживая слезы.
— Ну да что еще можно ожидать от эт-дэми, — презрительно бросил Фолкет.
Этого уже не выдержал Амьер Клартэ.
— Хватит! — рявкнул он, вскакивая с места. — Если ты еще раз назовешь Ясмину эт-дэми, забью это слово тебе в глотку вместе с твоими зубами и не посмотрю, что мы в суде.
— Вам не нравится правда? Теперь понятно у кого училась Ясмина убивать тех, кто неугоден или мешает, — ответил злобно Фолкет.
— Прекратите, региры! — раздался зычный голос одного из судей. — Регир Клартэ, сядьте на место и не вмешивайтесь в то, что говорит регир Фолкет. Вам будет дано слово.