Мать ответила, что нельзя отчаиваться, отец не отдаст ее Фолкету.
— Мама, ты сама веришь в это? — вырываясь из материнских объятий, воскликнула отчаянно Ясмина. — Фолкет не пойдет ни на какие сделки и уступки. И отец ничего не сможет сделать.
— Ради меня он ввязался в заговор, а что сделает, чтобы защитить тебя… даже страшно представить.
Мать опять попыталась обнять Ясмину, но она оттолкнула руки матери и неожиданно зло проговорила:
— Надо было до суда что-то делать, а теперь уже поздно. Он мог меня увезти, спрятать так, что никто бы не нашел. А он ждал, что суд будет справедливым? К кому? К эт-дэми? Да они там все смотрели на меня, как на… на… на грязь, что недостойна их сапог.
— Ну не надо, милая, эт-дэми уже давно в прошлом….
— Нет, мама, не в прошлом! — с яростной горечью воскликнула Ясмина. — Мы с тобой под крылом отца не представляли, что даже спустя двадцать пять лет из умов и душ волеронов еще не ушло пренебрежительное отношение к полукровкам, или, как они называют таких как мы с тобой и братьев, эт-дэми. Я теперь думаю, братьям нелегко приходится среди чистокровных волеронов.
— Ну что ты…
— Мама! Как же ты не понимаешь, суд не мог меня оправдать, потому что я в их глазах — эт-дэми! А значит, меня надо наказать, независимо от того, виновата ли я, или нет.
— Перестань, Ясмина. В тебе говорит отчаянье и обида на весь мир. Ты не знаешь, но я тоже когда-то была обвиняемой на этом суде. И меня оправдали, несмотря на мое происхождение.
— Я знаю в чем тебя обвинял отец. Да, да, не смотри так, мама, и я и братья все знаем. И, если честно, я теперь удивлена, что тебя оправдали.
— Доченька…
— Мам, подожди… — встрепенулась Ясмина, — а ведь судья сказал, что отец должен отдать одну из дочерей! Он ведь может отдать Фолкету Альгу? Так ведь?
— Опомнись, Яся! Альга-то причем? И ей всего четырнадцать!
— А мне всего восемнадцать! Ты представляешь, что сделает со мной Фолкет? Ведь он считает меня виноватой в смерти его сестры. А сестра не при чем, ты права, ее он может пощадить.
— Ох, Яся… — покачала головой мать.
— Мама, прости, — закрыла ладонями лицо Ясмина, — что я несу… но мне так страшно, так страшно…
Мать все-таки обняла Ясмину, она, уже не сопротивляясь, прижалась к ней и горько заплакала.
После ухода матери, Ясмина легла в кровать и провалилась в беспокойный сон.
Утром пришел отец. Ясмина, угрюмо насупившись, слушала, как отец убеждал ее, что не отдаст Фолкету. Отец сказал, что уже пытался разговаривать с ним, но тот не шел ни на какие уступки и отвергал все его предложения. Ясмина на это только хмыкнула раздраженно.
Поцеловав Ясмину в щеку, отец ушел, а она облегченно и зло выдохнула. Видеть его она не хотела, пусть это и было, наверное, неправильно.
Ясмина злилась и обижалась на отца, и, скорее всего, несправедливо по отношению к нему, но она не могла с собой ничего поделать. Отец раздражал ее своим виноватым видом, заверениями, что все наладится, что она не попадет в руки Фолкета.
Она любила отца, он был для нее самым сильным, уверенным в себе и самым умным. Но теперь эти представления об отце поколебались. Ее всесильный, обладающий немалой властью отец, не смог защитить ее от Фолкета, регира захудалого Дома. И хотя отец обещал ей, что не отдаст Фолкету, Ясмина уже не верила ему. И от этого хотелось выть отчаянно и громко.
За отцом пожаловал Кловис, он мялся, винился перед ней, просил прощение, и обещал искупить свою вину.
— Да что ты можешь! Даже отец ничего не смог! — раздраженно воскликнула Ясмина и выпроводила брата вон.
После обеда пришла Альга. Она смотрела жалостливо на Ясмину, бормотала какие-то слова поддержки, куксилась, с трудом сдерживая слезы.
А Ясмина, глядя на сестру, думала опять о том, что Альга могла бы заменить ее. Ведь судья сказал, что отец должен отдать одну из дочерей, а не именно ее, Ясмину. Неужели же Фолкет такое чудовище, что не пожалеет девочку? А вот ей, Ясмине, не сладко придется у него, она была в этом уверена. И никто не пожалеет ее, не защитит от взбешенного Фолкета.
Умом она понимала, что не должна так думать, ведь Альга ни в чем не виновата, и за такие мысли ей, Ясмине должно быть стыдно. И ей было стыдно… чуть-чуть, а еще немного жалко Альгу… совсем немного, себя было жальче значительно больше. Она, наверное, была готова на все, чтобы избежать своей участи. И все же… отдать Фолкету Альгу… это было бы… подлостью, по отношению к сестре. Да, это было бы мерзко и Ясмина бы, одумавшись, потом… возможно… стала бы себя корить, мучиться виной за то, что за нее страдает нежная и невинная девочка. Но это будет потом… потом ее будет изводить нечистая больная совесть… может быть… так и будет, а сейчас бы она избежала того, что ей приготовил Фолкет. А то, что он будет беспощаден, Ясмина была уверена.