Пока она была занята одеждой, Ясмина отгоняла мысли о том, что произошло внизу и том, что ей предназначил Фолкет. Но сомнения и страхи сейчас вернулись с удвоенной силой.
Фолкет говорил об охоте и жертве, по крайней мере, он точно заикнулся о ней. Она вспомнила, что он еще в его доме рассказывал об охоте волеронов. Неужели же он предназначил ей судьбу жертвы в такой охоте? Да нет, он не посмеет! Или… посмеет?
Ясмину опять зазнобило. Да что же это такое! Последнее время ей постоянно холодно! Раньше она так не мерзла!
Ясмина встала и зажгла еще один канделябр, стоящий на камине. В комнате стало светлее и как будто даже теплее.
Она хотела лечь на кровать под одеяло, но передумала: должен был прийти Фолкет и встречать его в постели не самая удачная идея.
Забравшись опять в кресло, Ясмина заново предалась своим страхам. Но ведь не может же того быть, чтобы Фолкет отдаст ее на растерзание в какой-то страшной охоте волеронов? Ведь ее же отдали ему, чтобы она заменила в какой-то мере сестру. Или он помешался от своего горя? И готов наказать ее таким ужасным способом?
Теперь она боялась прихода Фолкета, пока у нее еще сохранялась хоть какая-то надежда, что все это бред, ее пустые страхи, а когда он придет… то эта призрачная надежда развеется.
Скрежет ключа заставил Ясмину вздрогнуть. Она удивленно смотрела, как Фолкет прошел к маленькому секретеру в углу у окна, откинул крышку и выложил на образовавшийся стол листы бумаги, чернильницу и перо, все это он принес с собой.
— Мы будем не разговаривать, а писать друг другу записки? — нервно хихикнув, спросила Ясмина, спуская ноги с сиденья кресла и усаживаясь, как положено.
— Нет, писать будешь только ты… письмо… отцу.
— Что? — удивилась она.
— Но прежде, я хочу тебе кое-что рассказать… объяснить, — сказал Фолкет, устраиваясь в кресле рядом с Ясминой.
— Да уж, будь так милостив, расскажи мне, что за такая охота и почему я жертва.
— Милостивым я тобой пытаюсь быть… но, увы, избавить тебя… от… в общем так, я уже говорил тебе об охоте волеронов. Волероны во второй своей ипостаси — змеи, и должны быть холоднокровными и невозмутимыми. Но что-то когда-то сломалось. И мы — хищники, как ты должна знать. И нам надо выпускать нашу агрессию, удовлетворять нашу жажду убийства. Для этого и организуется иногда охота. Иначе мы просто сойдем с ума, сдерживая нашу животную сущность и тогда бед натворим немереных.
— И… вы… охотитесь на людей?
— Да!
— Нет! Так нельзя! Это же люди! — в отчаянном страхе выкрикнула Ясмина. — Отец считает, достаточно и зверей.
— Твой отец неправ, когда разрешает своим сыновьям охотиться только на зверей и птиц. Агрессия гасится, но не в достаточной степени.
— Это бред! Бред сумасшедшего.
— Все волероны добровольно в малой или большей степени сумасшедшие. Наша вторая ипостась не дает нам быть благоразумными и нормальными… с точки зрения людей, разумеется. Но они нам чужды, их мораль, их устои жизни. Мы столько лет пытались жить, как они. Но мы разны. Так почему должны жить, как они? — разглагольствовал Фолкет.
— Что ты несешь… что ты несешь… — с отчаяньем простонала Ясмина.
— Прежний Владыка, который, между прочим, был твоим родственником, пытался вернуть нам прежнюю жизнь, которая нам подходит, которая нам более привычна и удобна. Но твой отец и твой дед убили его, подняли мятеж. И теперь мы вынуждены подчиняться тем законам, которые придумали люди и жить по ним! Но они нам чужды! Поэтому мы хотим жить так, как жили наши предки. Понимаешь? Мы хотим ту жизнь, которая нам нужна и без которой мы скоро исчезнем под натиском людской морали, законов, их уклада жизни.
— Морали? А чем вас не устраивает людская мораль? Не убий? Что любая жизнь разумных сущностей ценна? И никто не должен ставить себя превыше других? Никто не может угнетать себе подобных? От этого вас так корежит?
— Ты женщина, да еще к тому же эт-дэми, тебе никогда волеронов не понять. Ты видела мой замок? Здесь я могу быть в любой ипостаси, комнаты и залы позволяют это. Тебе никогда не понять того, что мы не можем долго находиться в человеческом обличье. Нам необходимо регулярно быть змеями. Эту жажду побыть в другой ипостаси ничем не залить, ничем не угасить. Особенно тяжело молодняку. А в Пустоши запрещено превращаться в городах и селах, для этого отведены только холмы, что расположены вдали и до которых нужно еще добраться. И еще горы, но они еще дальше. И это чревато тем, что агрессия, которая не находит выхода, может спровоцировать спонтанное превращение и тогда такой змей натворит много бед. Он просто лишится разума и… мало никому не покажется.