— Тех, кто участвовал в моей охоте, всех наказали? — как можно равнодушнее спросила Ясмина, ковыряясь в тарелке.
— Всех. А так же отец все-таки добился упразднения Суда волеронов. — стал серьезным Айтал. — Теперь все должны подчиняться законам, никаких других приговоров не может быть. И еще… отец пробил новый закон ужесточающий наказание за охоту, вплоть до смертной казни. Теперь вряд ли появятся желающие играть в такие жестокие игры.
— А что с Дэвойром? — осторожно спросила Ясмина.
— А он женился полгода назад.
— Что ж, желаю ему счастья. Правда, искреннее желаю.
— Два месяца назад освободился Фолкет.
— А вот про него не хочу ничего знать.
— Он пришел сразу же к отцу и опять попросил твоей руки.
— Да что же он никак не успокоится! — раздраженно бросила Ясмина на тарелку вилку.
Ей очень хотелось спросить об Аруане, но она почему-то страшилась это сделать. Может, потому, что боялась услышать — он тоже женился или вскорости женится?
Они еще поговорили, и Айтал ушел, сославшись на занятость.
А Ясмина отправилась в свою комнату и улеглась спать.
Глава 36
Перед обедом ее разбудили: пришел лекарь, которого дед вызывал еще в первый день ее возвращения. Осмотрев тогда Ясмину, он вынес вердикт, что, несмотря на истощение, здоровье у нее пусть и не отменное пока, но ничего непоправимого он не видит. Дав советы по питанию, сну, отдыху, оставив общеукрепляющий эликсир, лекарь уехал, пообещав наведаться дня через два. И вот он опять появился и снова выдал общеукрепляющий эликсир, озвучил все те же советы и отбыл. Но и без него жена деда заваривала для Ясмины какие-то травы, сушеные ягоды и плоды, поила ее этими настойками, капала какие-то капли в чай. Ясмина безропотно все принимала.
Вечером, как и предупреждал брат, появилась мать, но вместе с ней и отец. Мать, увидев входящую в гостиную дочь, как и следовало ожидать, расплакалась, отец побледнел, сжал зубы так, что казалось раскрошит их в пыль.
Ясмина, подойдя к матери, обняла ее, уговаривая не плакать, что все уже позади. После того, как Ясмина освободилась из рук матери, настал черед отца. Он долго держал ее в объятиях, целовал макушку, висок, молчал.
— Прости, — наконец хрипло произнес он, — я виноват перед тобой. Судя по всему, нелегко тебе пришлось там.
— Теперь уже все позади, — подняв голову, ответила Ясмина, — пусть это будет хоть бы малая плата за мою глупость. Голод и холод, что я переносила в стенах монастыря не вернут Едвигу и не умалят мою вину за ее гибель. Но хоть так… хоть что-то… Зато теперь я ценю такие простые вещи, как теплая вода, чистая одежда и сытная еда.
— Я… этот… монастырь… — прохрипел сдавленно отец.
— Нет, папа, — перебила его дочь, — не надо. Это не в твоей власти, прошу, не надо замахиваться и на богов.
— Вряд ли наша богиня благословила издевательства над послушницами в стенах своего монастыря. Все, что там делается, это не ее воля, а тех, кто творит ужасы, прикрываясь именем богини.
— И все же… не надо, — попросила Ясмина.
Она выскользнула из объятий отца и, отойдя от него, устроилась на диване. К ней тут же подсела мать, опять обняла ее, тихо плача.
— Ты понимаешь, что такое нельзя оставлять просто так… они же чувствуют себя безнаказанными, — произнес отец, садясь по другую сторону от дочери. — А что будет дальше? Какие еще зверства они придумают. Пытки? Убийства? И почему тебя морили голодом? Я заплатил этому монастырю столько… что хватило бы заказывать туда обеды из самого дорогого ресторана. Я этот монастырь… призову к ответу.
— И все же… не надо этого делать, — настаивала Ясмина, — я жива, лекарь говорит, что большого урона здоровью не нанесено, со временем все наладится. Это было мое наказание, я его вынесла. Папа, прошу тебя, услышь меня. Ничего не надо, не надо мстить за меня монастырю, не надо устраивать с ними никаких разборок. А если тебе жалко денег…
— Ты с ума сошла! Мне не жалко этих денег, пусть они подавятся ими. Дело ведь не в этом, а том, что тебя морили голодом, даже несмотря на то, что я заплатил им!
— Папа, хватит, — устало произнесла Ясмина, — я же сказала, это было мое наказание.
— Не нравится мне с каким смирением ты это говоришь, — свел хмуро брови отец.
— Не бойся, — попыталась скривить в улыбке губы Ясмина, — смирению я там не научилась. А следовало бы, — вздохнула она.
— Ну-ну, — недовольно пробурчал отец.
— Хватит обо мне. И, мам, перестань, пожалуйста, плакать, — погладила руку матери Ясмина, — лучше расскажи о готовящейся свадьбе брата и что за жених у Альги. А то Айтал мало что рассказал. Мужчина… что с него взять…