Эти мгновения, когда они шли по коридору до холла, были самыми счастливыми за все прошедшие годы. Но еще одно ее немного озадачивало и расстраивало — обнять Ясмину и тем более поцеловать, Аруан ни разу не решился, а ей так этого хотелось. Только один раз он, когда уже стоял у дверей, собираясь выходить, взял ее за руку и поцеловал тыльную сторону ладони, затем каждый пальчик на ней. Это вызвало бурю чувств у Ясмины, но они немного горчили разочарованием — она жаждала его губ на своих губах, его крепких и надежных объятий, а не легких и робких прикосновений. Он же взрослый, повидавший многое мужчина, так отчего он такой нерешительный?
А регир Дома Северного ветра не страдал стеснительностью, он неожиданно стал наглым и напористым, впрочем, он таким и был всегда. Фолкет при каждом удобном и неудобном случае пытался ее обнять или поцеловать. Ясмина всякий раз отталкивала его, уклонялась от его жадных губ, но иногда ему все же удавалось прижать ее к себе, сорвать поцелуй. Она злилась, выговаривала Фолкету за его наглость, грозилась все рассказать своему отцу, обещала больше никуда не ходить с ним. Но Фолкет только улыбался на это, или откровенно смеялся. А Ясмина так и не решалась выполнить свои угрозы. Ведь если она откажется от встреч с Фолкетом, то и Аруан больше не появится рядом с ней.
Да и, честно говоря, если бы не этот бесцеремонный волерон, жизнь Ясмины была бы скучна и однообразно. Она бы жила только от одной встречи с Аруаном до следующей. А Фолкет вносил разнообразие в ее жизнь, с ним, как оказалось, было не скучно. Он умел развлечь даже разговорами. Но помимо этого она за эти прошедшие недели побывала с ним во многих местах, например, в столичном театре, на концерте заезжего скрипача из одной из южных стран. На ювелирной выставке, приехавшей из ханства, Фолкет почти насильно купил Ясмине необыкновенно красивые ажурные серьги из серебра. Он водил ее на все мероприятия, что организовывались в столице. Ясмина и Фолкет исходили почти весь город, изучив меню большинства кофеен, кондитерских и ресторанов. Плюсом ко всему было то, что рядом с Фолкетом не нужны были ни коляски, ни повозки. Ясмина уже привычно протягивала ему руку, когда он рисовал в воздухе руны, и не возражала, шагая вместе с ним в висящее в воздухе «зеркало», клубящееся молочным туманом.
И Ясмина с удивлением и досадой понимала, что объятия и украденные Фолкетом поцелуи не были ей противны, и она уже вяло сопротивляется его напору.
Они не сговариваясь не говорили об Едвиги, о том, что Ясмина причастна к смерти его сестры, об его участии в охоте, где Ясмина была жертвой, но все это незримо висело над ними, как проклятье, как острый меч, готовый в любой момент опуститься.
После встречи с Фолкетом, она злилась на себя, на Фолкета, на Аруана. Но отказаться от одного не могла, а от другого не хотела.
Ах, если бы Аруан был более смелым с ней, если бы он позволил себе больше, чем чтение стихов, у нее были бы силы сопротивляться обаянию Фолкета, которое оказалось таким действенным на нее. Но он ведь совсем недавно ей не нравился, был даже отвратителен. В его отсутствии она старалась не думать о нем, а стоило ему появиться рядом, то как будто ее опаивали приворотным зельем — она опять поддавалась его чарам. И последнее время Ясмина стала замечать, что скучает по нему. Это было просто невыносимо для нее.
Вынырнув из своих невеселых мыслей, Ясмина тяжело вздохнула, глядя на ворота, хорошо видные из окна библиотеки — Аруан запаздывал. Уже прошло время обеда, скоро мог появиться дед, а он в отличие от своей жены, ни на миг не спустит с них взгляда. А сегодня была последняя возможность остаться им с Аруаном наедине: завтра она уезжает в Пустошь.
Еще раз бросив взгляд за окно, Ясмина решительно вышла из библиотеки. Жену деда она нашла в кухне, та о чем-то спорила с кухаркой над раскрытым ларем с продуктами.