— Что я должен понять? То, что написано в книге? Бог побеждает, а я навечно отправляюсь в ад? Грандиозное предприятие. В любом случае никто не обратит внимания: я был здесь. Представь себе. Я живу здесь. Я это переживу.
Первый луч солнца разжигал угрюмое горнило далеких облаков. Море чего-то ждало, как невеста в первую брачную ночь. Рафаил пошевелил ногой. В его бокале звякнул лед.
— Это ведь совсем не похоже на ад, — заметил он.
— О да. Это совсем другой ад. И сколько там?
— Люцифер, послушай. А тебе никогда не хотелось узнать, что в тебе не в порядке?
— Со мной-то как раз все в порядке, мой дорогой. Абсолютно все, кроме как ничего. Я полагаю, ты имеешь в виду «не в порядке» совсем не в этом смысле. А в противопоставлении Порядку с заглавной буквой П?
— Ты недавно не...
— О, не начинай, будь добр.
— Если бы ты знал, с каким трудом я добивался разрешения сообщить тебе...
— Я бы сменил тон.
— Прояви хотя бы братскую учтивость по отношению ко мне и выслушай то, что я хочу тебе сказать. От этого зависит твое существование в вечности.
— Ну ладно, слушаю, — сдался я. И, как мне кажется, я слушал, хотя моя травмированная совесть большей частью была далеко отсюда. Мягкое покачивание морщинистого моря, горько-сладкий запах оливковых рощ, камень и прохладная пыль у меня под ногой, ледяное анисовое зернышко, беспрестанный скрежет цикад, шелест утреннего бриза...
—Ты был ни при чем, — сказал Рафаил, и будто на долю секунды вся земля и все на ней перестало дышать. Я посмотрел на свой напиток. Лед почти полностью растаял. Вдруг откуда ни возьмись прилетел воробей, он сел на балкон, повернул голову, быстро осмотрел меня и со свистом улетел.
— Кажется, ты собирался мне что-то объяснить? — сказал я.
— Ты был ни при чем, — повторил он. — Все поняли, что ты считал себя ответственным... Ты... не несешь никакой ответственности.
Как странно, думал я, каждую ночь погружаться в темноту и каждый раз ждать рассвета. Конечно, не все в этом ритме так неприятно. Я тихонько хихикнул.
— Мне кажется, ты не воспринял это всерьез.
— Прости, — сказал я. — Правда, виноват. Дай уловить... Никак не соображу. Это с той самой опрометчивой поездки в Манчестер... — успокоился я. Было ужасно трудно остановить взрывы смеха, я бы сказал, что меня щекотали изнутри.
— Люцифер, ты меня понимаешь? Зло в мире—твоя цель. Всеми твоими поступками двигала мысль о том, что ты можешь хоть как-то пребывать среди людей и пытаться сбить их с пути истинного. В этом была твоя индивидуальность, так ведь? Твоя суть, raison d'être149?
— Я предпочитаю считать это своим неотвратимым хобби.
— Как бы ты ни считал, ты ошибся. Зло, совершаемое людьми, — я знаю, тебе будет сложно принять это, — не имеет к тебе никакого, отношения. Я понятно выразился? Ну что, у тебя прояснилось?
— Совершеннейшим образом. Но что все это значит? Мы теперь стали экзистенциалистами?
— Я знаю, что ты боишься. Не стоит. Не надо думать, — пожалуйста, не надо, — что смех каким-то образом может скрыть страх. Мы с тобой знаем, что это не так. Смертные живут так, как они сами хотят, Люцифер. Они обладают свободой, свободой воли, Ты думаешь, что твои обращения к ним были для них красноречивее всяких других слов, ты представлял себе, как записями твоих искушений наводнятся гигантские библиотеки, — так оно и будет. Но только ни одно слово из них не достигло ушей ни одного смертного. Твои слова, дражайший Люцифер, проникали в глухие уши.
— В таком случае тебе придется снять шляпу перед тем, чего они смогли достичь.
— Пожалуйста, старик, поверь мне. Я знаю, что от этого всего больнее. Но время истекает. Я умолял Небеса отпустить меня для того, чтобы я мог помочь тебе.
—Помочь мне в чем?
— Принять правильное решение.
— Что ты имеешь в виду?
— Принять предложение о прощении.
Усмехаясь, я закурил еще одну сигарету.
— Рафаил, Рафаил, мой дорогой глупый Рафаил. И ты лишился крыльев ради выполнения столь безуспешного поручения?
— Ну кто-то же должен был тебя предупредить.
— Теперь я буду считать себя предупрежденным.
— Нельхаил не найдет душу писаки в чистилище, Люцифер.
Признаюсь, это заставило меня немного заволноваться. Но я не был бы самим собой, если бы не притворился. Я глубоко вдохнул и выпустил несколько больших колец. Первые лучи солнца уже покрывали горизонт. Где-то неподалеку кто-то вел по булыжникам лошадь. Я слышал, как человек закашлял, отхаркнул слизь, плюнул, откашлялся и пошел дальше.
— Я вижу, ты удивлен, — заметил Рафаил.