Представьте, что все это правда. Понятно же, что это неправда, но перед вами мазохист, у которого остались последние пятнадцать минут. Не может... просто не может быть правдой. Но все же представьте, что все это правда. Никто не станет возражать, что жизнь со всеми удобствами подобна комнатам релаксации — мистер Мандрос устроит зону комфорта, услуга для вновь прибывших, — если посмотреть на это с теоретической точки зрения, пусть живут себе со своей умеренной этической благопристойностью; ведь в сфере ощущений такое количество наслаждений, что им будет некогда сажать меня за решетку или отправлять на электрический стул: тюльпаны, поцелуи, снег, закаты, путешествия, и так до смерти, до самой границы чистилища, а потом дом. Дом.
Дом? Сколько времени уже это слово обозначает для меня не ад, а нечто другое? Оно напоминает мне о том, что... ах... Воспоминание о том, как моя бестелесная сущность чувствовала себя некоторое время назад, все еще не померкло. Другими словами, как это, блин, меня убивает. Не могу не думать о том, насколько это мне мешает. Нужно было предвидеть заранее. Нужно было проводить каждую ночь вне тела. Нужно было придерживаться такого графика.
Конечно, я буду продолжать в том же духе, коли я уж подумываю об этом. Подумываю о том, чтобы остаться. Подумываю о том, чтобы быть Декланом Ганном. Конечно, я буду продолжать в том же духе, будто в какофонном вихре нет никакого совершенно нового припева. Конечно, я буду...
Ну все.
Я не включаю свет в квартире. Горячий сумрак и непрекращающийся дождь успокаивают меня. Подобно солнечному свету и тишине Идры, они усыпляют меня. Гроза не прекращается с самого утра. Никогда не видел грозу снизу, как вы. Неужели она не заставляет вас усомниться в том, чему вас учат в школе? Когда вы слышите гром, разве вам не приходит в голову, что все рассказы про атмосферу — это чушь; небо сделано из железа, оно иногда двигается и грохочет, листы и плиты весом в биллионы тонн испытывают такие же тектонические передряги, что и земля, вызывая тем самым неботрясение. Если погода налаживается на какое-то время, то это лишь благодаря удивительным маневрам. Я наблюдал за вспышками молний — такое впечатление, что небо страдает от страшного варикоза. Словно охваченный религиозным или политическим фанатизмом, дождь с огромной скоростью направлялся к земле. У облаков был такой вид, будто они страдают от внутреннего кровотечения. И когда подобное случается, вы лишь отводите взгляд от журнала? Или жмете на паузу игровой приставки?
Я забываю о себе. А вы-то уж нет. Конечно же нет. Главный труд моей жизни должен уберечь вас от этого. А как я-то мог забыть?
Летом, когда погода... Как летят минуты! Шесть минут седьмого, пятая секунда превращается в шестую в тот момент, когда мои глаза смотрят на электронные часы. Маленькие красные цифры в темноте. Кто-то пытается морочить мне голову? Бетси придется закончить самой. У меня нет времени, чтобы...
♦
На этом заканчивается работа моего брата Люцифера, и я принимаюсь за выполнение своего долга.
Слишком официально, Рафаил. Его голос даже теперь находит время для наставлений. Не пиши так, словно ты толстозадый пидор.
Я не могу не улыбаться. Ему следует заниматься делом, но он все равно находит время для критики моего стиля. Итак, попытаюсь сделать ему одолжение.
Я прервал его последнее предложение. Несмотря на все то, что он говорил на Идре, я не мог допустить, чтобы он противостоял своей дилемме в одиночестве. Я прибыл в Англию самолетом, который обошел все грозы вплоть до Хитроу. По словам второго пилота, грозы были повсюду. Удивительно. Страх перед смертью охватил моих попутчиков, подобно тлеющему костру. Длань Божья не охраняла нас, но пилот проявил мастерство, и мы благополучно приземлились. Я взял такси прямо до квартиры в Клеркенуэлле. Вдалеке рдели зарницы.