Работая рукой, я совершил экскурсию в порношкафчик, который представляет собой голова Ганна. Я ожидал встретить там Великую Потерянную Любовь — Пенелопу конечно же, ведь он провел массу времени, вспоминая Ее Голос, и Ее Запах, и Ее Глаза, и Ее Душу, и многое еще что, но аи contraire39 — там была Виолетта. В большой степени она. Виолетта — возможная замена Пенелопы. В ней, в отличие от Пенелопы, есть высококачественное зерно для мельницы-воображения Ганна; ее вовсе не интересует секс с ним, а это — основной возбуждающий стимулятор для либидо нашего парня. Виолетта гораздо симпатичней, чем Пенелопа. То есть она меньше похожа на реальную женщину, а больше на порномодель. (Порномодели, Ганн знает об этом из своего продолжительного исследования, овладели искусством обольстительного взгляда до такой степени, что кажется, будто они делают это за деньги. Одна из причин, по которой он предпочитает — гм — журналы видео: многие женщины, снимающиеся в видеофильмах, стремятся убедить зрителя, что они делают это просто потому, что им это доставляет удовольствие, но плохо то, что практически ни одна из них не выглядит так, словно ей это приносит удовольствие. Постпенелопное — все, что обращает свое внимание на неподдельное, а не обманное, — обрекает Ганна на уменьшение кровоснабжения в одном из органов.) Поэтому-то и появилась Виолетта, которая делает это отнюдь не из-за того, что это ей нравится. Тем более что Ганну до сих пор не верится, что она действительно позволяет ему заниматься с ней сексом. Разумеется, она в последнее время делает это не часто. Ее сексуальные возможности резко уменьшились после того, как окончательно иссякла ее изначальная убежденность в том, что Ганн трется среди полезных людей.
Мне следует воспользоваться представившейся возможностью и поблагодарить своего хозяина за то, что он предоставил склонному к онанизму Люциферу в его первые часы, оказавшимися какими-то неловкими, не только коротконогое, нашампуненное, надушенное, напомаженное, налакированное, окаблученное, разгоряченное тело Ви, но и коллекцию, поражающую своим разнообразием, изобилием, излишеством, ужасным супербогатством образов femmes40, — эти образы возникли из профессиональной неразберихи, надутых губ американских порнозвезд и ничего не подозревающих дам из повседневной жизни Ганна. Стоит высоко оценить моего мальчика. Внутри у него кровавая бойня. У нас всем известно, как нанести смертный вред католику: его просто нужно убедить (да будь я не я, если не справлюсь с этим), что ему приходится безропотно подчиняться тем своим фантазиям, которые сексуально возбуждают его. Это не обязательно должно быть чем-то сильнодействующим — содомия с неопытными юнцами или кем-то, кто таким образом зарабатывает себе на дозу талидомида, — поскольку для начала даже простой опыт сексуального возбуждения вселяет в них чувство вины. Я постоянно застаю католиков за онанизмом или совершением убийства, заставив их свыкнуться с занятиями, от которых у них возникает чувство вины. Мои ребята тонко довели Деклана до суицидальной депрессии, постоянно подливая масла в огонь мучивших его ощущений того, что он находился в рабской зависимости от похоти. Он облегчил мою работу вовсе не своей готовностью проглотить мою грязную историю, предавшись похоти (он начал писать как раз тогда, когда начал и дрочить), ибо она стала для него и воображаемым катализатором, и источником могущественного самопознания. Он втягивался постепенно. Проблема с Виолеттой показалась мне во время «инаугурации» достаточно серьезной, к утру второго дня посещение маленькой красотки стало пунктом номер один в списке Самых Важных Дел Дня. А кроме того, подумал я, рассматривая в крапчатом зеркале дверцы гардероба свое новое отражение с овечье-волчьей усмешкой, засиживаться так долго дома просто неприлично.
Вам наверняка было бы интересно узнать о планах на день. У тебя ведь всего месяц на земле, чем же ты займешься? В таком случае, поверьте, вы, может быть, вовсе и не собирались этим заниматься, но это вовсе не причина, чтобы не повеселиться, вовсе не причина... выявить все, на что способна плоть и кровь...
Теперь я могу добраться от парадного входа Ганна до станции метро у Фаррингдон Роуд за шесть минут, но в то первое утро преодоление этого расстояния заняло у меня гораздо больше времени. По правде говоря, четыре часа, и это при том, если выбросить сорок минут, которые я торчал на лестничной клетке многоквартирного дома в Денхолме — гипнотические надписи и резиновые отголоски, одна сногсшибательная дверь ярко-желтого цвета, запахи распотрошенных мусорных контейнеров, жареного бекона, спертого пота, покрытых мхом кирпичей, подгоревшего тоста, марихуаны, смазочного масла, мокрых газет, канализации, картона, кофе и кошачьей мочи. Это было экстатическое времяпрепровождение для моего носа. Улыбающийся взгляд почтальона, когда он встретился со мной на лестнице (доставил письмо для Ганна от его банковского управляющего, но об этом позже). Затем я вышел.