— А потом страдать за земные прегрешения, — добавил Зафиил выпрямившись.
К несчастью для Трейси, ручка ее сковороды расплавилась и растеклась перед плитой. Присутствие четырех ангелов — это несколько больше того, что может выдержать материальная кухня в Майл-Энде.
— А предположим, что я, — говорю, — просто предложу вам поцеловать мою вонючую задницу?
При таких обстоятельствах Уриил, возможно, снова ухмыльнется, но для каменного Гавриила важны только лишь факты.
— Ты ведь знаешь, Люцифер, что в таких делах не противоречат Его воле.
— Дорогой мой Гаврюша, неужели ты забыл свою histoire72? Я попал туда, где пребываю сейчас, вступив в противоречие с Его волей. Что Он затевает? Новую войну из-за какой-то ист-эндской уличной девки?
— Если возникнет такая необходимость. Ты полагаешь, что Михаил спит? Или что оружие небес покрылось ржавчиной?
Хочу спросить тебя кое о чем: меня с давних пор интересует, почему ты говоришь так, будто ты лицемерный сутенер?
— Ему вовсе не хочется возвращаться домой, — заметил Зафиил. — Если бы он хотел вернуться, то не стал бы говорить подобные вещи.
— «Он», кстати говоря, здесь. Конечно, я не стремлюсь возвращаться. Хоть кто-нибудь из вас всерьез задумывался, что для меня это всего лишь каникулы? Знаете ли вы, каковы на вкус намазанные маслом хрустящие тосты? Шоколад?
— Я думаю, дама уже протестует, — проговорил Уриил, и я чуть не чмокнул нахального шельмеца прямо в губы. (Если бы он и я... Если бы мы... Да уж...)
Тем не менее стало ясно, что они не собирались зависнуть здесь надолго, а так как я не сомневался, что они раздуют из этого целую проблему, то скользнул назад в оболочку Ганна, обращенную к Мекке, дал им пожать свой палец, и они, как вы говорите у себя в Альбионе, свалили.
Вот, девушки, любой мужик скажет вам: нет ничего более удручающего и одновременно раздражающего, чем состояние, когда вы уже готовы трахнуть или убить кого-нибудь, а в последний момент вас неожиданно прерывает чей-то заступник. Нужно просто заставить вас захотеть изнасиловать или убить кого-нибудь, чтобы вы это поняли. (Какая роскошь для вас — никогда не думали об этом? — Он никогда не беспокоится о том, чтобы заступиться за вас, когда вам угрожают обычные насильники, этот милый Бог, Он ведь желает вам только самого лучшего, не так ли?) Иногда, правда, достаточно одной неудачи, чтобы у вас открылись глаза.
Это нарушило мое душевное равновесие. Я сидел в такси на заднем сиденье, ухватившись за колени, и, посмеиваясь, пытался выбросить все из своей дурацкой, туго соображающей головы. Восемь штук в банке, а я живу в бывшей муниципалке без кабельного телевидения и гидромассажа, но зато с кухней размером с чайный пакетик. Я засмеялся, правда. Стало так смешно, что у меня чуть не выскочили глаза, и я чуть не выронил их на дорогу.
Водила, конечно, не оценил моего юмора. Он слишком часто поглядывал в зеркало заднего обзора, пока я не взял небольшую пачку пятидесяток и помахал ими перед ним. Он был... как бы это сказать, он был просто водителем лондонского такси: с двойным подбородком, плешивой седой головой, волосами в ушах, щеками, напоминающими гнилой картофель, предплечьями, как у Попая73, и рубиновым фурункулом сзади на шее. По дороге дальше я узнал, что у него был еще и несдающийся желудок, и толстые, выпирающие яйца, и нервирующий свищ на заднице, и букет геморроидальных шишек... но я предпочитаю не распространяться по этому поводу. Мои обновки ввели его в замешательство (я революционным образом изменил гардероб Ганна: черный в тонкую полоску однобортный пиджак от Армани, белая шелковая рубашка, красный галстук пейсли, туфли от Гуччи, черное кожаное пальто от Версаче); ему было трудно поверить, что можно быть так разодетым и оставаться психом, который то и дело хихикает, — правда, стерлинги его успокоили. «Ну его, этот Клеркенуэлл, — сказал я, просовывая ему шуршащую банкноту. — Отвези меня в "Ритц"».
— Не возражаете, если я поинтересуюсь, шеф, а как вы зарабатываете? — спросил он, когда мы остановились у залитого желтым светом фасада.
— Я искушаю людей поступать неправильно, — ответил я.
Мне показалось, что он остался доволен ответом. Поджав губы, он закрыл глаза и резко кивнул, будто я повлиял на его интуицию (реклама, политика, закон). Возможно, только благодаря чудесному действию самоконтроля я не добавил: «Сын мой, твоя жена Шейла, к примеру, в настоящий момент глотает горячую и свернувшуюся сперму твоего братца Терри, с которым они состоят в плотских гладиаторских отношениях и регулярно вот уже на протяжении восемнадцати месяцев получают от этого удовольствие». Неужели именно жалость (естественно) удержала меня в тот момент? Нет, я просто представил, что он последует за мной в вестибюль и устроит там сцену.