Пенелопа (спутанные рыжевато-коричневые волосы, зеленая кожаная куртка, облезший красно-коричневый лак для ногтей) отправилась в Лондон, чтобы изучать литературу и влюбиться. И она встретила черноглазого Деклана Ганна с каштановыми волосами.
— Мне нравится твой лоб, — сказал он ей однажды утром, когда она открыла глаза.
Только спустя шесть месяцев их речь стала похожа на речь влюбленных: богатство разнообразных отклонений от темы разговора и дерзких несуразностей.
— Иногда он как у кошки, а волосы растут из него точно так же, как и тогда, когда тебе было пять лет.
— Я хочу помидор, меда и немного йогурта, — говорит она. — Мне приснилось, что у меня маленький ребенок, но, когда я посмотрела на него, он оказался миндальным орехом.
— А когда ты была в начальной школе, — отвечает он ей, — учитель знал, что ты смотришь в окно на игровую площадку и не слышишь ни слова из того, о чем он говорит. Он кажется взбешенным, но это внешне, а внутри он любит тебя за твой кошачий лоб и за полное равнодушие к тому, где ты находишься и чему он пытается тебя научить.
— Что самое важное? — спрашивает она, снова меняя тему.
— Ангельское блаженство, — отвечает Ганн.
— Правда, — не соглашается Пенелопа, с бесстыдной жадностью проводя по нему кончиками своих пальцев, производя тем самым съемку местности своих владений. — Правда — вот самое важное. Быть таким, какой ты есть. И не притворяться.
— Я знаю.
— Но ведь так оно и есть.
— Я знаю.
— Лишь потом — ангельское блаженство.
Он просто не может в это поверить, ему не могло так повезти, он совершенно не заслужил ее. Они обожают делиться друг с другом правдой о мире. Им всего девятнадцать, они понятия не имеют о том, что такое мир.
— Мы должны иметь детей, — взбираясь на него, говорит Пенелопа.
— Да?
— Не прямо сейчас, — уточняет она, ощущая его внутри себя. — А вообще. Потому что если этого не произойдет, то уродливые, глупые, враждебно настроенные люди и силы зла одержат победу.
Ганн находится в состоянии, близком к гипнозу: тело его в оцепенении, позднее утро оказывается жарким. Их окно — это слиток еще теплого золота. «Я этого не заслужил, — думает он, наблюдая за тем, как свет играет в ее волосах, и ощущая на себе тяжесть ее тела: она откидывается назад — потрясающая эротическая сдержанность. — За все это мне придется платить».
И он прав.
Итак... Боже мой, следи за временем-то! Я только лишь упомянул Пенелопу, поскольку это часть того, что привело Ганна в конечном итоге к лезвиям и ванне. Здесь у вас всегда так — или, по крайней мере, мне так видится, — ужасающая рутина: сначала найди причину, а потом (что еще хуже) найди нужные слова. Все это занимает неизмеримо огромное количество времени. Если бы когда-нибудь Ганн прекратил болтать, возможно, он начал бы жить. Эта мысль даже ему пришла в голову, и, когда это случилось, он, понятное дело, пошел и написал об этом.
Мой дорогой читатель, мы слишком отклонились от курса. В этом моя вина, я знаю. Боюсь, меня постоянно тянет к себе земное притяжение. Как вам известно, есть еще места, куда мне стоит отправиться, и есть еще кое-кто, кого мне стоит навестить.
♦
Та борьба не была честной. Вот это-то я и хочу показать в своей истории. Трент тоже поднимал много шуму по этому поводу. Но борьба эта вовсе не была честной. Если бы я не помог, Иисус наверняка не добрался бы до Голгофы. Но я сейчас не говорю о написанном, — предупреждение рогоносцу Иосифу о том, что Ирод взбешен, а в Египте в это время года стоит такая прекрасная погода, — я веду речь о том, чего вы отродясь не знали, о том, что произошло, когда младенец Иисус вырос. И если бы Старик проявил хоть немного порядочности, Он бы оставил нас один на один, и мы бы сошлись лицом к лицу, обнажив кулаки, «победителю достается все», и т. д., и т. п. Но я задаю риторический вопрос: знает ли Бог вообще, что такое справедливая борьба?