Невзирая на долголетнюю и всеобъемлющую любовь, мы вполне осознавали состояние, в котором находились: тошнотворный коктейль субординации и вечности. Спросите меня, почему Он создал нас вечными, и я отвечу (по прошествии всего времени, как Древнего, так и Нового): понятия не имею. Что-то я увяз... А я ведь хотя и гордая птица (слишком уж большое значение придавалось моей гордости), но не глупая. Если Бог захотел бы меня уничтожить, Он сделал бы это. Это как ЦРУ и Саддам. Но я с самого Начала знал (равно как и вы), что сотворенные однажды будут жить вечно. «Ангел, — как говорит Азазиил, — это навсегда, а не на одно долбаное Рождество». Что-то меня не туда понесло. Я часто уклоняюсь от темы. Уверен, это вам не доставляет удовольствия, но чего вы, собственно, ожидали, коли имя мое Легион... Кроме того, в последнее время я...
Впрочем, в данный момент это не имеет никакого значения.
Он повернулся к нам боком и изверг на нас оттуда океан любви, в котором мы резвились и плескались, как самцы лосося в оргазменном состоянии на нересте, возносили Ему благодарственные песнопения безукоризненным a capella16 (это были дни безмятежности, тогда Гавриил еще не нашел свою трубу) так непроизвольно, как будто все мы были не чем иным, как небесным музыкальным автоматом. Нам ничего не оставалось, как любить Его, поскольку Его безграничная любвеобильность не предоставляла нам выбора. Познавать Его означало любить Его. И так могло бы продолжаться на протяжении миллионов и миллионов ваших лет. Но потом... О, да. Потом.
Как-то раз в один из нематериальных дней из ниоткуда в мою духовную голову пришла непрошеная мысль. Только что ее там не было, но в следующий миг она уже была там, а еще через мгновение ее уже и след простыл. Она снова впорхнула и выпорхнула, словно пестрая птица или волнующие звуки джаза. В самый ответственный момент я сфальшивил, и в Gloria17 появился едва уловимый изъян. Вам нужно было видеть их лица. Повернутые назад головы, сверкающие глаза, взъерошенные перья. А мысль была такая: «Что было бы, если бы Его не было?»
Небесный Хозяин в мгновение ока оправился. Этот болван Михаил, кажется, вообще ничего не заметил. Gloria зазвучала снова, приторная слащавость, глянец и блеск, мы рассыпаемся перед Ним в комплиментах, но она уже возникла — свобода воображения, существующая без Бога. И эта мысль, освобождающая, революционная, эпохальная, коренным образом изменившая ход вещей, была моей. Скажите, каким я вам нравлюсь больше? Я могу быть искусителем, истязателем, лжецом, обвинителем, богохульником и самым последним грешником, но никто не отменит того, что мне принадлежит открытие ангельской свободы. Да, смертные мои друзья, это был я, Люцифер. (По иронии судьбы после падения они перестали именовать меня Люцифером, то есть духом Света, и стали называть Сатаной, то есть противостоящим Богу. По иронии все той же судьбы они лишили меня ангельского имени именно тогда, когда я заслужил его.)
Эта идея распространялась как вирус. Братство свободы. От некоторых исходили тонкие намеки. Смущаясь, многие открывались мне, словно достигшие половой зрелости мальчики учителю-гомосексуалисту. Многие — нет. Гавриил от меня откололся. Михаил держался со мной надменно. Великолепный, но нерешительный Рафаил, бедняга, любил меня так же, как Старика, и в течение некоторого времени пел с робкой неуверенностью в голосе. Но что же я, в конце концов, совершил? (Да что же такое я совершил, о чем Он и не подозревал?)
Прошло несколько тысячелетий. Слово уже родилось. Братство росло. Конечно, Он обо всем знал. Старик всегда знал об этом, даже не ведая, что «всегда», возможно, существовало тогда, когда Его еще не было. (Пожалуй, вы согласитесь, что постоянное присутствие возле вас того, кто все знает, не может не раздражать.) У себя ведь вы таких называете всезнайками. Однако ваши всезнайки, в сравнении с Ним, с кем нам приходилось иметь дело, — просто полые сосуды. Чем бы вы ни занимались, за исключением восторженного восхваления непосредственно Его, — разговорами, трудноразрешимыми проблемами, подарками в оберточной бумаге, организацией вечеринок, которые должны стать сюрпризом для тех, ради кого они проводятся, — ничто не имеет значения. О чем бы вы ни рассказали Богу — ваш брат умирает от СПИДа, или, например, что вы были бы Ему очень признательны, если бы Он помог вам в суете ежедневных дел, — у Него на все находится лишь один ответ: «Да, знаю».