Боль? Что ж, можно и так сказать. Я не могу передать, чего мне стоило сдержать ее там, в тени купола, пока вы, мелкие существа, ползали внизу, как тараканы. В телесных выражениях я сравнил бы это ощущение с сильнейшим внутренним кровотечением.
Я бы упомянул о черепно-мозговой травме. Я бы упомянул даже о необходимости экстренной медицинской помощи. Покидать тело было вредно для моего здоровья: подступил опять молчаливый ангельский гнев с прежней болью, но долг зовет срочно вернуться к ним и иметь дело с ним... Что ж. Я буду честен.
Не то чтобы я притворялся, — ясно, что нет, не более чем он, — и, спешу вас заверить, выдержать мое присутствие для него тоже было задачкой не из легких.
— Михаил, — произнес я, — сколько лет, сколько зим, просто целая вечность!
Я подумал, в частности, как, блин, эта крошечная часть материального мира могла выдержать нас обоих на земной поверхности. Я было ожидал, что купол вот-вот развалится на части или взорвется, пока не догадался (это же очевидно): на все воля Божья. В конце концов, мы же в соборе Св. Павла. Иногда я такой недогадливый.
— Ты боишься, — едва слышно произнес он.
Я улыбнулся.
— Просто диву даешься, что вы считаете своим долгом сообщить мне об этом. Вот и Гавриил мне на днях сказал то же самое. Интересно, и почему вы думаете, что это так важно? Скептики, осмелюсь заметить, неодобрительно отнеслись бы к тому, что
желаемое выдается за действительное.
Он улыбнулся в ответ.
— Он советует смертным, как тебе известно, возлюбить врагов своих. Мне жаль, что смертным требуются такие указания.
— Ты видел пятый фильм «Звездных войн» — «Империя наносит ответный удар»? — спросил я у него.
— Потому что для нас естественно возлюбить врагов наших в соответствии с их близостью к нам. Мы так похожи, сатана. Мы так близки друг к другу.
Немного раздражало то, что он произносил «сатана» как будто с маленькой буквы «с». Что значило: «тот, кто чинит препятствия». Раздражало не то, как он произносил мое имя, но то, что он не мог подняться выше этого. Ему ужасно нравится его собственное имя, не говоря уж о том, что на вечеринках он переводит его как «кто как Бог». Интересно, почему Старый Пидор позволяет этому так просто сойти с рук, так как правильный — и менее лестный — перевод представляет собой риторический вопрос: «кто как Бог?» Я бывало много раз бесил его в былые времена. Стоило только кому-либо сказать: «Ну, Майкл», как я мгновенно обрывал говорящего: «Это я».
Так близки и одновременно так далеки друг от друга. Как насчет раболепства?
— Кстати, на роль тебя я планирую Боба Хоскинса123. Как ты на это смотришь? Думаю, ты сможешь уговорить меня пригласить Джо Пески124 вместо него.
Между нами говоря, я действительно пребывал в состоянии мучительного дискомфорта. Я бросил взгляд вниз на галерею, где Ганн, изображавший потерявшего сознание не то алкаша, не то нарка, привлек внимание пары ребятишек, которые, не замечаемые своими родителями, разорвали обертки «Кит-ката» и забавлялись тем, что бросали кусочки шоколадной глазури ему в волосы. Я подумал, что произойдет, если родители позовут охранника.
— Ты нас удивляешь. — Он никогда не мог понять, почему диалог не предполагает произнесения членораздельных звуков со стороны собеседника, пока обдумываешь, что сказать дальше.
— Что, действительно удивляю? А кого ты предлагаешь? Харрисона Форда?
— С твоим незначительным объемом внимания, по нашим расчетам, ты уже должен был превратиться в пожилого меланхолика. Но тебе как-то удалось... задержаться на стадии юношеского эгоизма.
— Ты недооцениваешь юношеский эгоизм, старичок. Обладая юношеским эгоизмом и кучей денег, можно вполне править миром и, само собой, расстаться с работой, когда им уже правит кто-то другой.
В тот момент я чувствовал себя по-настоящему ужасно. Вам знакомо ощущение, когда вы добираетесь до дома в состоянии полнейшего опьянения, но воспринимая все происходящее вокруг, включаете свет, падаете на кровать и чувствуете, что комната начинает медленно кружиться перед глазами и к горлу подкатывается приступ тошноты? Определенно. А когда у вас перед глазами кружатся галактики, ощущение в миллиарды раз сильнее.
— Это может показаться грубым, но, дорогой друг, зачем ты сюда заявился?
— Чтобы помочь.
Если бы в тот момент у меня было лицо, мне стоило сильно напрячься, чтобы оно не вытянулось, я смог лишь произнести что-то нечленораздельное, вроде:
— Ага? Гм. Н-да?
— Люцифер, разве в последнее время...