Выбрать главу

Большинство из вас захотели бы получить описа­ние похищения, изнасилования и убийства, пустую болтовню с трупом в стиле Томаса Харриса138, и, по­верьте, будь это Ганн, вы бы наверняка получили все. В псевдопоэтической обертке, пара трогательных деталей, вроде тени от облаков и яркого образа пус­той банки из-под кока-колы у ее колена, немного болтовни—типа наблюдений за полетом птахи, — что­бы отвлечь вас от мысли о том, что все происходящее, возможно, приятно возбуждает его (да и вас тоже), но даже столь откровенных фактов некоторым из вас будет недостаточно, чтобы испытать то удовольствие, которое испытывает Ганн, этот трусливый садист. «У меня были связаны руки, и мне пришлось зани­маться оральным сексом». Это всего лишь безликие детали, взятые из газет, но фонари все равно продол­жают мерцать, и раздается колокольный звон. Он успокаивает себя тем, что работа писателя заключа­ется в передаче всей правды без разбору, будь то ра­дости материнства или подробности убийства. «Про­должай в том же духе, — рявкала на него Пенело­па, — и пополнишь список авторов-мужчин, которые писали о насилии мужчины над женщиной. Описание того, как мужчина убивает женщину, выделилось в отдельный жанр. Конечно, я понимаю, что ты обязан писать об этом, если это составная часть мира (наря­ду с дружбой, честью, истинной добротой и гибелью за свою веру, но, может быть, ни одна из этих тем не так интересна для тебя в творческом плане), но ты также обязан понять, какое значение это имеет для тебя и зачем ты пишешь об этом. Потом, Деклан, не приходи ко мне весь в слезах, если выйдет, что ты пишешь об этом, потому что тебе это нравится». Как видите, критические высказывания Пенелопы были не в его пользу, но я уверен, что тупоголовый Ганн усвоил урок.

Но это и не Ганн, слава Богу, а дело Эдди и Джей не главное. Дело в том, что в самый разгар действия мимо проползла собака.

Черная. Эта собака знавала лучшие дни. Собака была измученной. Не знаю, откуда появилось это несчастное создание, но если она и знавала лучшие времена, это было давным-давно. Сказать, что с этой собакой что-то произошло, значит сказать, что в августе сорок пятого в Хиросиме произошли неболь­шие беспорядки. С этой собакой случилось буквально все. Ее сбила машина, в результате чего собака лишилась одной передней ноги и сломала заднюю. Ее движение представляло собой странную комбинацию прыжков и перемещения волоком. Но это было одно из последних происшествий с ней. Один глаз вытек. Пасть (челюсть, кстати, была тоже раз­бита) загноилась от какой-то инфекции, шерсть вылезла почти целиком. На голой коже виднелись раны от ударов, большинство из них гноились. За­дница кровоточила, а наполовину видный член был воспален.

Но дело не в этом. Вы ведь не считаете, что дело в этом? Эй, вы там! Я председательствовал во время мучений и смерти миллионов людей, испытывая эмоциональное возбуждение, подобное тому, которое испытывает метрдотель ближе к вечеру в пятницу. Уж не подумали ли вы, что вид больной дворняжки разобьет мое сердце?

Нет, дело не в этом. А в том, что за несколько мгновений до смерти эта собака остановилась, чтобы нюхнуть и лизнуть свернувшуюся поблизости кала­чиком другую собаку, у которой была течка. Я внима­тельно наблюдал за ней. Я подумал, учитывая ее со­стояние, что она просто не сможет. Часть меня даже (не знаю почему) искренне надеялась на это. Я наде­ялся, что близость смерти избавит ее от бессмыслен­ных инстинктов. Я надеялся, она просто сдохнет.

Но этого не произошло (она сдохла менее чем через минуту). Она подпрыгнула-подползла, накло­нила свою уродливую морду, потянула воздух, лизну­ла, и какой-то внутренний голос сказал мне: «Это ты, Люцифер».

На самом деле я никогда не желал своей работы (как плачутся все диктаторы). Беда в том, что, когда мы оказались в аду, все смотрели на меня. (Как бы описать ад? Пустынный ландшафт, заполненный причиняющей невыносимые страдания непрерыв­ной жарой, вечный алый полумрак, вихри пепла, вонь боли и грохот... Если бы только это. Ад представляет собой две вещи: отсутствие Бога и присутствие вре­мени. И бесконечные вариации на эту тему. Звучит неплохо, что скажете? Доверьтесь мне.)

Я не желал этой работы, то есть не хотел посвя­тить все свое оставшееся время работе против Бога, не хотел становиться олицетворением зла, но взгля­ните на все моими глазами: что касается Его, между нами все было кончено. Никакой примирительной чашки капуччино в присутствии великодушного офи­цианта. Никаких отношений. Никаких открыток с надписями: «Видел это и думал о тебе, с любовью, Люцифер». Да вы знаете всю эту рутину. Вы расходи­тесь? Обмен локонами, раздел и упаковка CD, возврат колец, симпатичные игрушки тянутся в обе стороны и разрываются.