После ресторана они вчетвером поехали на квартиру, которую бизнесмены использовали для развлечений. Наталья была пьяненькой, плохо соображала, потому и согласилась, а Нора не хотела возвращаться к жениху.
Они разделились на пары. Наталья с Рыбальченко уединились в единственной комнате, Нора с Куропаткиным остались на кухне. Спустя короткое время из кухни послышался громкий голос Куропаткина. Потом вскрик Норы. Когда Наталья и Рыбальченко вбежали в комнату, они увидели распростертое на полу тело Норы. Из ее груди торчала рукоятка ножа. В двух шагах от распростертого тела стоял Куропаткин и непонимающе озирался по сторонам, как будто искал злодея, совершившего убийство. Злодей в кухне был один и им являлся Гаврила Куропаткин, руки которого были испачканы в крови.
Уже после случившегося Рыбальченко рассказал Наталье следующее.
Мать Гаврилы Куропаткина умерла, когда мальчику не было шести. Отец быстро женился, привел в дом новую жену, мачеху для сына. Мачеха относилась к мальчику неплохо, но была очень требовательной. И постоянно говорила: "Ты не так делаешь". Чтобы он не делал, всё было не так. Будто бы безобидная фраза, но со временем она начала приводить мальчика в бешенство, он терял над собой контроль. В заброшенном сарае он соорудил чучело, прицепил на грудь чучела картонку с надписью "мачеха" и после очередной фразу "ты не так делаешь" бежал сломя голову в сарай и колотил чем только мог по чучелу, представляя его мачехой. Злость быстро проходила, мальчик возвращался домой. О всплеске агрессии напоминали красные глаза и иногда сбитые костяшки рук.
Когда Гавриле исполнилось шестнадцать, он убил мачеху. Заранее позаботился об алиби - ночевал у друга, отец в ту ночь был на дежурстве. Из квартиры Куропаткиных пропали деньги и ценные вещи, поэтому следствие пришло к выводу - убийство совершили грабители. Повезло мальчишке, иначе тоже стал бы жертвой грабителей. Деньги подросток постепенно растратил, а немногочисленные ценные вещи закопал в лесу и не оставил отметины, чтобы не появилось желание их откопать, сдать в скупку и тем самым выдать себя.
Случаи агрессии случались и позже. Но дело ограничивалось одними кулаками. До убийства точно не доходило. И вот...
Когда он принялся разрезать торт на ровные кусочки - очень старался, мачеха приучила к аккуратности, ничего не подозревающая Нора взяла в руки другой нож, встала рядом и заявила:
- Дай я разрежу, ты не так делаешь. - И тем самым приговорила себя.
Обезумивший Куропаткин вырвал из ее рук нож (его нож был испачкан в креме, а он был аккуратистом - странное поведение при безумии) и одним сильным ударом убил женщину.
Куропаткин быстро опомнился. Увидел, что сотворил и начал рыдать и валяться по полу. Рыбальченко решил прикрыть друга и компаньона. Но в первую очередь думал о себе - Гаврилу "закроют", он скиснет, признается в убийстве Норы Эльциной, а потом и в других делишках, коих за плечами столько, что не все сразу вспомнишь. Но малой толики хватит, что получить пожизненный срок.
Наталью запугали. Она согласилась помочь. Кто ее осудит - сестру не вернешь, а жить хочется...
Кроме трех "свидетелей" того, что Нора ушла с Прасоловым, нужен был еще один - работник кафе. Им оказался Гордей Цацуненко, мечтавший открыть собственное заведение общественного питания. И его мечта сбылась...
- Тебе тоже заплатили? - спросил я.
- Да. Но я не хотела брать деньги. Потом подумала - на что буду жить? Платят мне копейки, грозят сокращением... Рома, надо было тебе давно всё рассказать. Но я подумала, дело прошлое... Зачем прошлое ворошить... Рома, я виновата... Знаю... Рома, Ромочка, пожалуйста, не бросай меня. Я не могу без тебя. Я люблю тебя. Прости меня, Ромочка...
Я ее простил. Я добрый самаритянин.
И все равно горе-прорицатель...
Ночью у Наташки случился сердечный приступ. Пока ехала "Скорая" я бегал по квартире, искал лекарства, что-то ей предлагал... Она сжимала посиневшие губы и виновато смотрела на меня...
В больнице жена пробыла неделю, потом запросилась домой.
Я договорился с участковой медсестрой, чтобы она приходила делать ей уколы - нельзя прерывать на полдороге процесс лечения.
Наташка шла на поправку. Мы начали выходить на улицу, гулять по парку. Осень плавно переходила в зиму. По утрам уже подмораживало. Днем солнце выглядывало редко, совсем нас не баловало. Наташка куталась в теплое пальто, засовывала ладошку мне в карман. Я сживал ладошку своей горячей рукой.
- Ромка, когда я окончательно поправлюсь, давай возьмем ребенка из детского дома? Мальчика или девочку. Нет, лучше девочку, мальчики у нас есть. Ты согласен?
- Почему, нет. Какие наши годы. Воспитаем.
- Вот и отлично, - повеселела жена.
С того дня она стала прежней Наташей. Двигалась скоро, улыбалась, делала по дому нехитрую работу. Медсестра по-прежнему приходила к нам. Теперь два раза в неделю.
Ничто не предвещало трагедии.
Однажды я вернулся домой, привычно объявив о своем появлении:
- Я дома! Наташка, ты чего сидишь в темноте?
Я с улицы заметил, что наши окна не освещены. Решил - жена задремала.
- Наташка, просыпайся!..
Она лежала в кухне на полу. Вокруг головы образовалась красная лужица. Не отдавая отчета своим действиям, я сбегал в ванную, схватил полотенце, принялся прикладывать полотенце к разбитой голове жены. Звать ее, трясти...
Позвонил детям. Они приехали быстро. Все это время я сидел рядом с телом жены и держал на ее голове полотенце, пропитанное кровью.
Когда к человеку подкрадывается горе, он часто совершает поступки, не поддающиеся объяснению.
Оказалось, у Натальи резко упало давление. Закружилась голова. Она упала и ударилась виском об угол кухонного шкафа. Смерть была мгновенной...
Мы похоронили Наталью. Дети перебрались ко мне, не хотели оставлять меня одного наедине со своими мыслями.
Спасала работа. Но я постоянно возвращался к событиям недавнего прошлого. Жалел, что докопался до истины. Заставил жену вернуться в прошлое.
Жили-были три сестры, не осталось ни одной...
Я все больше погружался в сумрак. Мальчишка волновались за мое здоровье. Отец предлагал пойти на прием к врачу.
- К какому врачу? К психотерапевту? Или к психиатру? - взвился я. - Или сразу - вызвать спецбригаду, чтобы отвезли меня в психушку?
- Уже какие-то эмоции, и то ладно, - успокоился отец, - а то слова из него не вытянешь.
- Что за привычка говорить о присутствующих в третьем лице! - продолжал возмущаться я.
- Когда я так говорил? - округлил глаза батя.
Я ходил по замкнутому кругу, как тигр в клетке.
- Рома, на этом жизнь не заканчивается, - сказал отец, покряхтывая, поднялся с кресла и присоединился ко мне.
Ходить вдвоем по замкнутому кругу в небольшой комнате было нелепо. Я невольно улыбнулся. Не знаю, было ли это улыбкой, скорее, звериным оскалом.
- Ромка, поговори со мной. Не теряй зря времени. Вдруг будет поздно.
- Батя, ты умеешь успокоить, - нахмурился я.
- Ты должен быть готов. Сам знаешь, сколько мне лет. Еще удивляюсь, что столько протянул с больным сердцем.
- Батя! - рявкнул я, - не добивай меня!
- Хорошо, не буду. Но ты не молчи, не закрывайся в себе. У меня руки опускаются, когда вижу тебя таким несчастным.
- Батя, как хорошо, что ты у меня есть.
Мы дружно дошли до дивана и сели. Отец для порядка покряхтел, хитро взглянул на меня и произнес:
- Так просто ты от меня не отделаешься. Мне еще правнуков надо дождаться... Или внуков.
Знать бы тогда, как он окажется близок к истине...