Я выключил телевизор. Что хотел узнать, я узнал.
Я нисколько не сожалел о содеянном, муки совести меня не терзали.
Я ругал себя за то, что не уберег отца... Да, ему было восемьдесят пять. У него было больное сердце, он перенес несколько инфарктов. Это слабое для меня утешение.
Я сам чувствую себя глубоким стариком. Болит все тело. Варюша уговаривает пойти на прием к врачу. Любящая женщина, как рентген: видит меня насквозь. Надеюсь, не просвечивает мою голову - не читает мысли.
Я пока терплю, хотя, понимаю, что надо себя выдергивать из горя. Понимаю, но ничего с этим поделать не могу. Я ни в коем случае не наслаждаюсь победой над людьми, которые косвенно причастны к смерти моего отца, тем самым лечу себя от неизвестной болезни, которая есть мои внутренности. Я стараюсь не "дружить" с болезнью, лечусь от нее пренебрежением к ней.
Чем больше проходит времени, тем мне становится все хуже и хуже. Я уже не понимаю, что конкретно меня беспокоит, какой из органов вышел из строя. Успокаиваю себя: если болит все сразу, то не болит ничего. Обыкновенно-необыкновенное расстройство нервной системы в результате перенесенного несчастья. Не очень-то верю, что время лечит, но приложу все силы, чтобы выкарабкаться. Ради детей и внучки, ради жены. Очередность не имеет значения, они все у меня на первом месте.
Я взял на работе отпуск. Просто-напросто не мог выполнять свои служебные обязанности.
Сначала отсыпался, будто бы полегчало. Решил заняться мелким ремонтом, но оставил затею, так толком и не начав: у меня все валилось из рук.
Пока Симка была в школе, я делал записи в личном дневнике(сам не пойму, зачем начал его вести), ходил в ближайший магазин за продуктами, готовил нехитрый обед. Встречал дочь, кормил обедом, она садилась за уроки, я читал книги, потом мы вместе укладывались на диван и разговаривали. В основном говорил я, дочь внимательно слушала, время от времени задавая наводящие вопросы. Я был благодарен дочери за внимание к моим воспоминаниям и терпение. Мне хотелось думать, что ей интересны мои возвращения в прошлое, далекое, когда я был мальчишкой, и не очень далекое, но Симки в ту пору еще не было. Воспоминания об отце позволили моей ране слегка затянуться.
Я всегда знал, что близкие люди для меня очень много значат, ради них я готов на все, но потеряв отца, к которому прирос, как сиамский близнец, с самого своего рождения, я осознал, насколько мне дороги мои родные люди. Наверное, мое отношение к ним не совсем нормально с точки зрения психики, но это так. Я дрожу над ними, я переживаю, оберегаю. Волнения зашкаливают. Надо брать себя в руки, иначе недалеко до беды.
Или я уже опоздал, страшная болезнь подкралась незаметно, обосновалась с комфортом у меня внутри, и теперь размножается?
Очень болит спина. И живот. Опоясывающая боль. Я отмахиваюсь, в тайне от Вари пью болеутоляющее. Я - выжатый лимон, хотя стараюсь бодриться, не показывать вида. Даже шучу иногда, но мои родные смотрят на меня с состраданием. Они выдвинули Федьку в качестве переговорщика с безответственным больным.
Федька не стал ходить вокруг да около, заявил в лоб:
- Папа, я договорился с одним знакомым главврачом, тебя положат к нему в клинику на обследование.
- Само пройдет, - усмехнулся я.
- Папа, так нельзя относится к своему здоровью, - внушительным тоном произнес переговорщик.
- Федя, ты же знаешь, как я отношусь к лечениям, обследованиям.
- Знаю, но время пришло...
- Когда время придет, я тебе сам скажу. Я пока хочу дать своему организму шанс справиться с проблемой самостоятельно.
- Как бы поздно не было, ты об этом подумал?! И еще подумай: как мы все будем... без тебя?
- Что за пессимизм?! Просто так вы от меня не отделаетесь! - Я старался выглядеть веселым и здоровым.
- Так всегда... говорил... дедушка, - запинаясь, прошептал младший сын. - Извини, не сдержался от воспоминаний.
- Это хорошо, что не сдержался: ты его помнишь. Для меня это как лечебное снадобье: правильно вас воспитал...
Федор вернулся к своим сторонникам, притихшим на кухне. Я знал, что после короткого совещания они примут очередное решение, просто так от меня не отстанут. Интересно, с какой стороны подойдут ко мне на этот раз?
Это не издевательство над близкими, которых волнует мое здоровье. Я не хочу усугублять их переживания. Только и всего. Лучше ничего не знать, чем знать плохое.
И еще я не желаю ставить их в затруднительное положение. У них у всех работа, свои дела, а тут я, больной, нетрудоспособный. Человек-проблема. Но пока я могу держаться, я держусь. Когда не смогу держаться... Пока не решил, что сделаю. Послушаю свой умный организм. Но точно не заставлю их исполнять свой долг передо мной. Я живу по правилу - никто никому ничего не должен. Как быть с желанием помочь близкому и родному человеку? - спросите вы. Хороший вопрос. Помогать можно и нужно тому, кто заслужил. Это, во-первых. А во-вторых, помогать нужно не безнадежно больному, а тому, у которого есть шанс выжить. Пусть это один шанс из ста. Кто определит, есть шанс, нет шанса? Даже лечащий врач не делает прогнозов, многое зависит от самого больного. И здесь вступает в силу первое правило: заслужил - не заслужил, но с уточнением - если у больного человека "с мизерным шансом" и со шлейфом неблаговидных поступков осталась хотя бы чуточка совести, то он обязан взять на себя функции верховного судьи, вершителя своей судьбы. Лучше уйти, чем остаться, этим Поступком искупить свою вину...
На душе было гадко... Мое душевное состояние напоминало погоду за окном: то дождь, то снег с дождем. Слякоть. Туман лежит на земле...
На следующий день раздался телефонный звонок. Наш стационарный телефон так редко звонит и напоминает о себе, что мы о нем подзабыли. А тут напомнил о себе громким звонком, и заставил меня вздрогнуть. Я решил - звонит главврач клиники по настоянию моего младшенького, сейчас начнет читать мне лекцию на тему "Роль больного человека в написании его докторской диссертации". Естественно, он будет говорить совсем не это, изображать заботу, давить на жалость, но я-то знаю - меня хотят превратить в подопытного кролика. Я претворился спящим. Но слышал, как Варя прошмыгнула к телефону и слишком громко, даже безжалостно, сказала тягучее "Аллооо". Потом изобразила удивление, раскусил ее на раз-два. Народ сговорился. Одно не ясно - почему она обращается к абоненту на "ты". Я навострил уши, но толком ничего не понял, потому что Варя больше молчала и слушала, иногда вставляла невыразительные реплики. Я поднялся с дивана, на котором "крепко спал", и решил перебазироваться в кухню, чтобы пройти через прихожую, в которой находилась жена, не обратившая на меня ни малейшего внимания. По завершении недолгого телефонного разговора она сказала: "Я переговорю с мужем и потом тебе перезвоню".
Меня она застала с кухонным ножом в руках. Я продолжал прерванную женой работу по очистке картофеля. Работа так увлекла меня, что я никак не отреагировал на ее возвращение. Варя взялась шинковать капусту. Она ждала моих вопросов - кто звонил, зачем звонил, я предательски молчал. Через десять минут, которые жена выдержала с величайшим трудом, она, не поворачивая головы в мою сторону, пробубнила себе под нос:
- Рома, ты никогда не догадаешься, кто сейчас звонил.
- Кто же? - подключился я в игру.
- Клим Прятин. Помнишь его?
- Твой несчастный поклонник, который умыкнул обручальные кольца? - удивился я, на этот раз совершенно искренне. - Что ему надо? Опять болеет тобой?
- Что ты! - повысила голос жена, оставила в покое обкромсанный вилок капусты и опустилась на табурет. - Клим давно и счастливо женат.
- Сейчас я угадаю... Он женился на медсестре... Ее звали... Кажется, ее звали Дарья Морозевич.
- Ну и память у тебя!
- Рад за них обоих. Я сразу понял, что Дарья неравнодушна к парню. И его мать говорила, что всё идет к серьезным отношениям. Значит, они поженились. Дети есть?