- Поехали? - спросил Иаред, подходя к лошади.
- Поехали, - согласился Харальд. - Но я еще вернусь сюда.
- Зачем? - в темных глазах появилось изумление, - Не стоит.
- Отомстить. - Ненависть Харальд обнаружил в душе еще утром, и теперь, не замутненная телесными страданиями, она сияла ярко и ровно. Слова добавляли дров в ее костер, и говорить о мести оказалось легко и приятно. - Тем, кто пытался помешать мне стать магом. Владетелям, этим напыщенным глупцам, что не видят ничего, кроме собственной гордыни.
- Осторожнее. - Иаред даже отступил на шаг, настолько злым вдруг стало лицо Харальда. Голубые глаза заледенели, рот исказила жесткая усмешка. - Жажда мщения - опасная вещь, она отравляет душу и сгубила многих достойных людей! Не поддавайся ей!
- Нет! - Юноша прищурился, упрямо мотнул головой, - Я клянусь всеми демонами Нижнего мира и честью своего рода, что я стану магом, вопреки им всем, и тогда отомщу! Как равный - равным!
- Это очень опасная клятва, - Иаред покачал головой.
- Да, я знаю, - дернул головой Харальд. - И я иду на нее осознанно, и сам отвечу за последствия! Поехали!
Иаред молча вспрыгнул в седло. Копыта с чавканьем впечатались в липкую темную грязь, и путники двинулись на юго-запад. Лес шелестел вокруг них тысячами зеленых рук, а с запада надвигалась клубящаяся темно-сизая туча, несущая дождь.
Полог из темно-сизых облаков закрыл небо с самого утра. Но ничего не поделаешь - зима. С приходом первого снега, когда осенняя охота закончена и вдосталь еды, в племени нид отмечают свадьбы. Веселится и гуляет все племя, а мужчины меряются ловкостью и силой.
На мужскую забаву позвали и гостей. В стрельбе из лука даже Гуннар, слывущий среди наемников отличным стрелком, уступил местным. Зато в борьбе превзошел всех крепкий, кряжистый Торвальд. Под одобрительные крики толпы он вышвырнул главного местного силача с огороженного для боя пространства.
Харальду выпало доказывать мастерство в бое на палках. Поединщикам выдали по гладко оструганному посоху в сажень длиной. Дерево плотно легло в ладонь, но увидев, как тяжеленная деревяшка превратилась в туманное колесо над головой противника, Харальд испытал острый приступ нерешительности. Но из толпы зрителей смотрела Асенефа, и отступить было бы позором.
Первый удар он парировал только благодаря удаче. С глухим стуком соприкоснулись палки, и с холодком в позвоночнике Харальд понял, что противник бьет в полную силу, без жалости.
Сначала пытался отбиваться так же, как и воин нид, держа палку обеими руками за середину. Но ничего не получалось, и, схлопотав болезненный удар по плечу, Харальд разозлился и перехватил оружие за конец, превратив его в некое подобие двуручного меча.
Мир сузился до темной фигуры впереди и посоха в руках. Снег отчаянно визжал под подошвами, а дыхание обжигало губы.
В один миг Харальд ловко увернулся от тычка и, спружинив бедрами, нанес мощный удар по телу противника. Закрыться тот не успел. Раздайся сухой хруст, словно сломалась ветка, и все закончилось.
Сквозь глухоту, неожиданно залепившую уши, прорвался рев зрителей. Ошутив на плече руку, Харальд дернулся, едва сдержавшись, чтобы не ударить назад. Азарт боя неохотно уходил, растворялся дымом в низких облаках, оставляя на губах соленый привкус крови.
Завулон смотрел на гостя с нескрываемым изумлением.
- Если бы я знал, что ты так дерешься, то не допустил бы тебя, - смысл сказанного доходил до Харальда с трудом, словно после хорошего удара по голове, - Ты сломал противнику ребро!
- Я долго был наемником, - ответил Харальд хрипло. - И хорошо освоил искусство побеждать.
Он отшвырнул дубину и пошел в сторону становища, стараясь не слышать стонов раненого.
* * *
Ветер стонал оравой мучаемых похмельем демонов, когда двое путников въехали в пределы вольного города Бабиля. Неожиданно и властно пришла в город и окружающие его леса осень. От ее леденящего дыхания листья потихоньку желтели, светлое время укорачивалось, и почти каждый день шел дождь. Год минул с той поры, как Харальд покинул родной замок.
В "Спившемся демоне" обнаружился Хегни, веселый и довольный жизнью. Как выяснилось, на зиму он устроился в команду волчьих охотников. Платит им город, а они должны истреблять волков, которые в холодное время наглеют и лезут к жилыо. В последние годы серых хищников расплодилось особенно много.
- Вот так, - закончил рассказ Хегни. - Работенка непыльная, но денежная, и считай, до весны. А ты как съездил?
- Не очень, - скривился Харальд - Зато вон с Иаредом познакомился.
- Да, вижу. - Xeгни с плохо скрываемым обожанием глядел на пожилого воина. Так смотрит голозадый мальчонка на городового стражника, который в броне и с оружием кажется карапузу великим воином.
- Где Асир? - спросил Харальд, заканчивая затянувшуюся паузу.
- Где-то в городе, - Хегни провел рукой по волосам, пытаясь заставить непослушные пряди не топорщиться. - А что?
- Похоже, что у меня нет другого выбора, как воспользоваться вашим предложением.
- Это каким? - в круглых голубых глазах появилась настороженность.
- Вы с Асиром когда-то приглашали меня в дружину. Помнишь? - Харальд нахмурился.
- Было, - почесав подбородок, сказал Хегни. - Никаких вопросов. Завтра же пойдем к атаману.
- И я пойду с вами, - подал голос Иаред. - Ведь нужен третий поручитель, насколько я помню?
На лице Хегни обозначилась высшая степень изумления.
* * *
Все оказалось очень просто. Асир обрадовался, увидев Харальда, молча выслушал его и без слов кивнул, соглашаясь помочь. В большой дом на улице Оружейников - обиталище атамана, всю четверку пустили мгновенно, стоило привратнику увидеть Иареда.
Довольно пожилой, но еще бодрый атаман вскрикнул от радости и пригласил гостей за стол. Формальности были быстро исполнены, поручители принесли клятву. Харальд поклялся тоже. Вызвали цирюльника, и вскоре левое предплечье новичка украсили скрещенные меч и топор - знак Оружейной дружины.
Управились в один день, а вечером новоиспеченный наемник сидел в "Спившемся демоне", в соответствии с традицией угощая новых товарищей пивом. Большинство откровенно бандитского вида личностей были ему незнакомы, но обстановка царила самая теплая. Выпивка лилась рекой, стол быстро завалили обглоданными костями. Десятки луженых глоток дружно ревели, заставляя потолок вздрагивать равно от громкости и от содержания песен: