Стоило мне поднять взгляд, как я начинал чувствовать сильнейшую тревогу, потому старался не смотреть на небо. Оно было бескрайним, ассоциировалось у меня с бездной, а оранжевое закатное солнце было так же недостижимо для меня, как и эмоциональное тепло.
Вскоре показался мост, промчался убогий товарный поезд.
Старик сидел на люке канализационного колодца у основания моста и грелся в лучах вечернего солнца, рядом с ним сидело несколько бродячих собак. При виде меня они принялись втягивать ноздрями воздух.
– Пошли вон! Кыш! – вскричал на них старик.
Собаки недовольно поднялись, с надеждой посмотрели на старика, но он был суров, и они убрались восвояси.
Куча бумаг, пустых бутылок, окурков и прочего мусора окружала колодец, чуть дальше виднелся старый заржавелый забор из рабитцы, за которым шла железная дорога. По другую от нее сторону стояли полуразрушенные бараки.
– Где мое пиво? – с ходу проворчал бездомный.
Я протянул ему бутылку.
Он придирчиво осмотрел ее и щелкнул языком.
– Восемь градусов, маловато, но у меня кое-что есть.
Тощими сухими руками он достал какие-то таблетки, проворно отвернул пробку с бутылки и забросил в нее содержимое упаковки, затем все тщательно перемешал. Поднял бутылку к солнцу и посмотрел на нее. Золотые пузырьки покружились и улеглись, таблетки бесследно растворились. Он сделал глоток и буднично обратился ко мне.
– А ты садись, садись. Я ведь обещал тебе рассказать о разрушенном городе.
Я усмехнулся – куда я сяду? На этот грязный люк? В моих брюках?
– Садись, в ногах правды нет, – улыбнулся бомж, – Не боись за свои брюки. У тебя дома есть еще одни.
Я кивнул и присел напротив него на корточки, чтобы не марать одежды. Старик снова глотнул пиво и заговорил:
– Вот ты думаешь, отчего так происходит, что я живу в таком мире. Вокруг меня мусор, бродячие собаки, окурки, ржавое железо, ветхие бараки. Я знаю места получше этого. Но не иду туда. Знаешь, почему? Не знаешь, а я тебе расскажу. Каждый человек отражает своим стилем жизни свой внутренний мир. Например, если у человека беспорядок в голове, то у него обязательно будет беспорядок на рабочем столе в кабинете. Если человек любит красоту, то у него будет красивый, чистый, ухоженный дом. Это естественно и не бывает наоборот.
Я кивнул в знак согласия.
– Но все это слишком просто для тебя. Вот тебе пример посложнее. Если человек не отпускает людей из своей памяти, то он живет один, потому что сохраняет верность воспоминаниям, а если человек, например, изменяет жене и ревнует ее, то он боится остаться один. Ревнует – боится, что она уйдет, а изменяет – чтобы всегда найти ей замену. Наверное, так и материализуются наши желания. Что в голове – то и в жизни. Он сделал глоток. Потряс бутылкой.
– Я добавил туда димедрол, нашел на помойке, – сообщил старик, продолжая, как ни в чем не бывало, – Так вот. Вокруг меня помойки, этот мир разрушен и печален. Я знаю, как снова стать человеком, как снова «сделать себя». Знаю, как заработать денег, как найти ночлег, но сплю здесь, с собаками. Потому что это все – мое. Потому что у меня в душе все то же самое. Там нет места для удовольствия, тепла, смеха. Там есть лишь пустота и тоска. А что выражает пустоту и тоску, как ни бродячие собаки, уходящие поезда, окурки, пустые бутылки, и сгнившие дома? Пока в моей душе живы эти символы, я стремлюсь их воплотить в жизнь, потому и выбрал себе такой стиль жизни.
Я слушал внимательно.
– Знаешь, что бывает, если человек вдруг пытается себя обмануть? – бомж хитро прищурил свой слезящийся глаз, – Например, ты не любишь женщину, но по каким-то причинам начинаешь за ней ухаживать. Может, из страха одиночества, может, из жалости к ней. Ваши отношения отныне станут пыткой для вас обоих. Вы не будете друг друга понимать. Ведь вы живете в разных мирах. Получается, что ты перестаешь выражать своим стилем жизни свой внутренний мир. Вот если бы я стал работать, вернулся бы в свою квартиру, завел бы семью, знаешь, чтобы стало тогда? Я молчал и ждал. Старик улыбнулся.
– Я бы извел всех своим нытьем, своими нервами. Я бы начал сходить с ума от того, что вижу людей счастливыми. Ведь мне это не знакомо. Когда-то я жил среди людей, но они как будто чувствовали мое проклятье, мои ушедшие поезда и бродячих собак. В разговоре они смущались меня, боялись общаться со мной. У них в душе были другие символы – цветы, выкрашенные белой краской дома, птицы, дети. Как я мог сопоставить свои символы с их символами?
Я молчал. У меня возник вопрос – каким образом, откуда у него взялись эти символы? Ведь не с рождения же…
– Ааааа, – протянул старик и отхлебнул из бутылки, – Ты хочешь знать, откуда у меня все это в голове? Действительно, нам всегда кажется, что нет ничего проще, чем изменить свою судьбу. Если по каким-то причинам человек не может этого сделать, мы презрительно фыркаем и, не вдаваясь в подробности, говорим – вот дурак! Но это заблуждение уходит, когда умирает наш город…
Он замолчал, видно выжидал нового вопроса. Не дождавшись, его он сказал:
– Я расскажу тебе, как горят города и даже целые миры, а человек почему-то с мертвым городом внутри себя продолжает жить. Ведь это настоящая смерть, не придуманная. Но видишь, я допил свое пиво, и теперь лягу спать, а ты принесешь мне завтра еще, и я продолжу рассказ.
Я вернулся домой. И невольно отследил свои символы – телевизор, книги, душ, бутерброды, постель, стирка, пиво, будильник. Это моя домашняя жизнь. Есть другая, она состоит из белого халата, кабинета, проблем, болезней, симпозиумов, лекций. Но была и третья – когда я спал. Прошло немного времени, всего около недели, я уже и сам не помню, как так получилось, что я вдруг начал встречаться с нашей практиканткой, той самой, которая предлагала мне чаще улыбаться. Звали ее Светланой, но для меня она была просто Светой.
Мы гуляли с ней по паркам, по магазинам, иногда я просто провожал ее с работы до дома. Она говорила без умолку обо всем на свете. Я ее просто молча слушал, либо не слушал совсем. Она, судя по всему, старалась меня разговорить, или хотя бы заинтересовать. Потому узнав, что кроме работы у меня нет увлечений, Света то и дело говорила о медицине. Тут я на самом деле начинал слушать ее внимательно, она знала действительно много нового и интересного в этой области, и некоторые вещи были неизвестны мне самому. Я ею восхищался в такие моменты, но потом словно кто-то нажимал кнопку, и она становилась просто женщиной. То увидит красивый наряд в витрине, то позавидует подруге. Иногда даже она приходила ко мне домой, прибиралась, готовила. Так мой запас символов пополнился еще несколькими – домашняя еда, женщина. Но она никогда не оставалась на ночь.