Во время прогулок в город матросы заходили к рабочим в гости, сидели возле горячего самовара, беседовали о положении на флоте, об условиях жизни рабочего люда, затрагивали и политические вопросы.
На «Диане» мне опять не повезло. Во время аврала ушиб ногу, которую на Брестском рейде придавил мне катер. Пришлось несколько дней пролежать в лазарете. Здесь я познакомился со старшим санитаром матросом 1-й статьи Павлом Дмитриевичем Мальковым. Он на два года раньше попал на флот. До этого был рабочим, много читал, много видел. И на корабле, работая санитаром, увлекался книгами. Мальков дал мне почитать брошюру Плеханова «Социализм и политическая борьба». Общий характер теоретических проблем, которые рассматривались в брошюре, оказался мне не по зубам. И все же многое я понял. Мальков сразу вырос в моих глазах — вон какие серьезные книги читает! (О том, что Павел Дмитриевич член партии с 1904 года и участник первой революции, я узнаю позже, когда он станет членом Центробалта, комендантом Смольного и затем Кремля.)
Мальков познакомился с Мазуровым, Талалаевым и Ерофеевым, приходившими проведать меня. А когда я поправился, устроил нам встречу со слесарем-монтажником, которого все звали дядей Макаром.
Дяде Макару было лет пятьдесят, у него было типичное лицо рабочего-металлиста. Ходил он в неизменной черной фуражке с небольшим козырьком. Поговаривали, что когда-то он служил на флоте и даже был награжден тремя Георгиевскими крестами. Мы не раз бывали у нового знакомого дома, слушали его беседы о событиях 1905 года. Дядя Макар убежденно говорил о силе рабочего класса и крестьянства, если они объединятся, о расколе социал-демократической партии, о большевиках в их вожде Ленине.
Наступил март. Заканчивался ремонт корабля. Вместе с командой крейсера мы грузили уголь, боеприпасы, а потом драили палубу, медяшки, красили якорные цепи. «Диана» готовилась к плаванию. А мы, ученики-гальванеры, забрали свои пожитки, распрощались с матросами и перебрались на берег.
Отгремели пасхальные салюты, и настало долгожданное время — мы сдали экзамены, получили назначения. Нас выстроили в большом зале и прочитали приказ. Кирьянову, земляку моему, пришлось ехать на Дальний Восток, Шумова приписали на крейсер «Олег», Булатова оставили в школе. Он будет учиться по специальности на унтер-офицера. Одних матросов направили на Черное, других — на Каспийское море. Тридцать четыре гальванера, в том числе и меня, отправили в Петербург проходить службу на строящихся линкорах.
Прощаемся с Кронштадтом, с товарищами. 25 апреля в пять часов вечера на колесном пароходе «Русь» оставляем Кронштадт. На исходе дня мы были уже в столице. В Крюковских казармах нас построили в шеренги. Тех, что стояли в первой, назначили на линкор «Севастополь», а во второй — на линкор «Гангут». Я, Ерофеев, Талалаев, Мазуров, Попов, Мижлюля попали на «Гангут». «Севастопольцев» куда-то отвели, а мы остались в казармах.
Проходит день, другой, но о линкоре «Гангут» никто не упоминает. Мы решили, что о нас просто забыли. Именно в эти дни на Кронштадтский рейд прибыли заграничные гости. Посреди Невы, в центре Петербурга, бросил якорь крейсер Нидерландского королевства. Английский адмирал Батти привел сюда целую эскадру. Пожаловал в гости и президент Франции Пуанкаре.
Петербург ликовал. На Неве — наши и зарубежные корабли, украшенные разноцветными флагами, набережные забиты народом. Французские матросы в синих беретах с красными помпонами прогуливаются в обнимку с нашими моряками, заносчивые англичане хохочут с питерскими девчатами. Кипел людским водоворотом большой, шумный город, и нам было трудно разобраться в этой сумятице. Иногда в шумную сутолоку улиц врывалось цоканье подков. Это эскадрон конной полиции спешил куда-то на окраину. Оглядывались, перешептывались прохожие — оказывается, рабочие бастуют.
— Где? Много их?
— Да, много. На Трубном, Лесснера и еще где-то. На Ижорском совсем прекратили работу. С плакатами на улицу вышли, но полиция преградила путь. Стрельба такая поднялась, — рассказывала какая-то женщина. — Господи, хоть бы убитых не было…
В казарме весь вечер обсуждали эти события. А ночью нас подняли по тревоге. До станции Охта шли пешком, а там сели в поезд и приехали в Колпино. Мы оказались у Ижорского завода, находившегося в подчинении морского министерства. Кроме гальванеров здесь были матросы, списанные с разных кораблей. Люди зароптали: «Мы не жандармы, а моряки! Усмирять рабочих не будем!»