Матросы принялись наводить понтонный мост между кораблем и островом. А на другой день нас построили во дворе Крюковских казарм с личными вещами, которые погрузили на подводы. Колонна двинулась на корабль.
Потекла корабельная жизнь с боем склянок, вахтой, авралами. Единственное, чем отличалась наша жизнь от жизни экипажей других кораблей Балтийского флота, — это тесная связь с берегом. Понтонный мост оказался надежным: к нам проносили свежие газеты, пробирались агитаторы, рассказывавшие о революционных событиях в Петербурге.
Тем временем прибывали небольшие команды матросов с других кораблей. Они вливались в нашу большую морскую семью. На их бескозырках появлялись ленточки с надписью «Гангут». Сновали по кораблю рабочие, заканчивая последние приготовления к пробе машин.
Теплым утром Мазуров, Питляк и я под командой Андрианова перематывали в бухту трос. К нам подошел электрик Иваненко.
— На! Прочитай! — подал он мне газету.
Мы отошли в сторону и, усевшись на большую ржавую шестерню возле лебедки, развернули газету. Это была «Речь». Несколько минут мы рассматривали ее, не зная, на чем остановиться. Мазуров выхватил у меня из рук газету и сказал:
— Война, братцы, война… Манифест объявлен.
А через три дня эта страшная весть прокатилась по линкорам, которые достраивались на верфях Петербурга: Германия объявила войну России. Одни восприняли это как нечто неизбежное, другие высказывали недовольство, но находились и такие, что говорили:
— Ничего, мы покажем немцам где раки зимуют.
Среди рабочих появились меньшевики, которые доказывали, что сейчас не время для междоусобиц.
Революционная волна, прокатившаяся по Петербургу, спадала. Улицами города ходили небольшие группы людей с хоругвями, с портретами царя, распевали «боже, царя храни», набрасывались на бастующих рабочих. Под гром медных труб по проспектам все чаще шагали колонны запасников. И на «Гангут» прибыла довольно большая команда — рабочие, служившие на флоте четыре-пять лет назад. В нашу роту попали несколько человек, среди них Козлов, Мухин, Пронский, Полухин, Кулешов.
Появление на корабле запасников внесло в нашу жизнь много нового. Вечерами они с тоской вспоминали оставленные семьи, открыто высказывали недовольство войной. Среди них своим атлетическим сложением выделялся гальванер Владимир Полухин. На корабле Полухин стал известен своей неимоверной силой. Он легко бросал шестипудовые мешки с углем, а однажды, поспорив, перенес с берега на корабль ящик с двадцатипудовым снарядом. Полухин хорошо знал службу, четко выполнял все команды и распоряжения, поэтому у начальства был на хорошем счету. Не любил он много говорить, но в словах его чувствовались знания, опыт, уверенность. Во время достройки корабля его назначили старшим команды, которая выполняла малярные работы. Еще после окончания школы гальванеров, в 1908 году, на крейсере «Адмирал Макаров» Полухин попал в число неблагонадежных. Может, именно поэтому на «Гангуте» он вел себя сдержанно. Мазуров на всякий случай предупредил меня:
— С этим будь осторожен. С офицерами водится.
Но, как скоро мы убедились, Полухин был опытным конспиратором. Он вынашивал планы создания на корабле революционного подполья, присматривался, на кого можно опереться, устанавливал нужные связи.
21 сентября, когда еще не рассеялся над Невой предутренний туман и силуэты городских строений вздымались ввысь, как призрачные серые тени, на «Гангуте» сыграли «Большой сбор». Линкор со всех сторон окружили портовые пароходы. Четыре из них завели буксиры на корму, столько же буксиров — на нос. Из труб линкора повалили густые облака черного дыма — «Гангут» снялся с якоря.
Через три часа корабль застыл на Большом Кронштадтском рейде.
Семь суток грузили топливо, оборудование, продовольствие и боеприпасы. «Гангут» впервые самостоятельно вышел в море на пробу машин. В сопровождении линкора «Севастополь», который вышел из Петрограда на несколько дней раньше, маневрируем, делаем сложные циркуляции, проверяем рулевое управление, развиваем такую скорость, что форштевень зарывается в воду, каскад брызг и пены катится перед носом корабля. Так день за днем, с утра до позднего вечера.
На рейде застопорили машины, а минут через двадцать закопченные пароходики буксируют нас в гавань.
В город нас не пускают. Вся команда на авральных работах. Линкор снова под погрузкой. В разгар аврала рядом с «Гангутом» ошвартовался эскадренный миноносец «Воевода». На берег сошли несколько матросов и под командой унтера понесли в порт какие-то мешки. А затем в сопровождении трех офицеров покинул миноносец и сам командир.