Приглядываясь к экипажу, мы заметили, что матросы чем-то возбуждены. При встречах говорили чуть ли не шепотом, оглядываясь по сторонам. А заметив офицера, тут же расходились. В чем дело? Выяснить удалось не сразу: матросы линкора держались от нас в стороне.
Случайно я стал свидетелем такой сцены. На баке возле фитиля о чем-то беседовали два матроса. К ним незаметно подкрался вахтенный начальник и стал подслушивать. И вдруг он выхватил изо рта окурок и ткнул в шею матроса. Тот вскрикнул от боли, а вахтенный обозвал матросов баранами, пригрозил карцером и удалился. Я подошел к пострадавшему, выразил сочувствие. Держась рукой за обожженное место, он тихо произнес:
— Папиросы гасят о матросские шеи… Одних посадили в тюрьму, а нас запугивают.
На шканцах появился старший офицер, и наш разговор прекратился. Но я рассказал своим друзьям об этом эпизоде. Чуть позже нам станет известно, что на кораблях флота произошли аресты — под стражу взято более 700 матросов, в том числе 14 человек с «Павла». Почти год шло следствие, и теперь по приказу командующего военно-морскими силами 52 матроса были преданы суду. Слух об этом страшном приказе (№ 191 от 29 марта 1913 года) разнесся по всему флоту.
Так вот чем взбудоражены матросы, вот о чем ведут разговоры, которые офицеры пытаются пресечь.
Понимая, что одной строгостью матросов не усмирить, командование флота прибегало и к другим мерам: корабли все чаще выходили в море, где отбивали условные минные атаки, тушили «пожары», заделывали «пробоины». Было объявлено о проведении артиллерийских стрельб на царский кубок.
Павел Мазуров, Иван Питляк, Фрол Талалаев и я несли службу на центральном посту. Здесь мы наблюдали умелые действия дальномерщика Павла Дыбенко. Он отличился на стрельбах по плавучим щитам, когда без боязни внес поправки в неточные команды самого командующего флотом барона фон Эссена, в результате чего мишени были поражены. Адмирал наградил матроса серебряным рублем на водку и усмехнулся:
— Тебе или на моем месте быть, или в тюрьме сидеть!
— Есть, ваше высокопревосходительство!.. Можем и то, и другое делать! — отчеканил Дыбенко.
Вечером Мазуров сказал нам:
— Ну и служака этот дальномерщик. Видали, с каким ретивым видом серебреник принял, а?
Мы поддакнули. Откуда нам было знать, что его рвение в службе было своего рода маскировкой. Дыбенко умело прикрывал свою конспиративную революционную работу. Все это откроется нам позже, когда он станет руководителем Центробалта, бесстрашным вожаком балтийских моряков. У нас будут встречи с ним, о чем я еще расскажу.
В июне 1913 года нас вернули на «Ригу». К тому времени закончился в Кронштадте суд над матросами. Поразила чрезмерная суровость приговора: двадцать одного матроса решено было расстрелять, остальных отправить на разные сроки на каторгу и в тюрьму. На флоте, хотя и не в открытую, выражалось сочувствие осужденным. Только рьяные службисты унтеры налево и направо кидали фразы: «Правильно осудили! Нехай не подымают руку на царя». А после того как казнь заменили пожизненной каторгой, они стали говорить: «Царь-батюшка за народ, не дает морячков в обиду».
Как-то под вечер я оказался в фонарной. Здесь собрались несколько матросов, среди них были кочегар Василий Тихий и ученик-гальванер Павел Мазуров.
— Орут холуи: «Царь помиловал!», — говорил Тихий, — не верьте… Царь просто испугался питерских рабочих и студентов, которые выступили в защиту моряков.
Кочегар Тихий еще более вырос в наших глазах.
Усиливая репрессии, царские власти продолжали прибегать к мерам, отвлекающим матросов от острых вопросов политики. Надо полагать, именно с этой целью было предпринято и дальнее плавание эскадры. Матросы не без энтузиазма встретили приказ. Кому не хотелось повидать Англию, Францию!..
Правда, на «Риге» матросы было приуныли, когда это судно вместо заграницы вдруг направили в Кронштадт. Мы авралом грузили продовольствие, уголь, питьевую воду. Но вскоре выяснилось, что все эти запасы для эскадры. Ага, значит, и «Рига» пойдет в поход! И люди работали не покладая рук.
21 августа 1913 года. Утром на флагманском корабле — крейсере «Рюрик» — к клотику мачты поползли сигналы: сняться с якоря! Ожил большой рейд, со всех сторон послышался скрежет якорных цепей, стук, гром, завывание сирены. Корабли оставляют Ревель.