Прибыв с утра в школу, следователь проинформировал о случившемся завуча, та сразу начала звонить начальству. Дождавшись своего помощника Федьку Кострыгина, опросил учителей о конфликтах директора с учениками как нынешними, так и предыдущего выпуска, глубже решил не копать, и без этого от величины списка резко испортилось настроение.
Собрав адреса, Федька побежал выяснять и писать протоколы по прошлому выпуску, а Тарасов, оккупировав кабинет директора, опрашивал всех, кто пока учился. Оба подумали с тоской: «Этот день из жизни можно смело вычеркнуть!»
Выслушав доклад товарища Ягоды о том, как продвигается дело о заговоре и попытке убийства товарища Сталина (в будущем эти события назовут «Кремлевское дело»), вождь в который раз подумал, что Ягоду надо менять. После убийства Кирова Иосиф Виссарионович был крайне недоволен его работой. Энергия, которую тот проявлял при раскулачивании и строительстве руками заключенных канала «Волга-Дон», вдруг куда-то исчезла. Даже это плевое дело, основной целью которого было тихо проверить и реорганизовать охрану Кремля, до этого напоминавшего проходной двор, перебрать всех сотрудников, выявить неблагонадежных и очистить от них территорию, Ягода мурыжил уже полгода и никак не мог довести до конца. Сталину не требовалось много времени, чтобы увидеть, что в борьбе с троцкистами Ягода пытается и рыбку съесть, и ног не замочить, если можно так выразиться. А убийство Кирова вдруг отчетливо показало вождю, как глупо может погибнуть человек, даже занимающий такой высокий пост.
Сталин приехал в Ленинград на следующий день, он не мог доверить это дело никому. И только лично поговорив с Николаевым, убедился: это банальная бытовуха. Ревнивый неудачник, мелочный, ничтожный человек, не особо напрягаясь, смог подойти к Кирову на расстояние протянутой руки. Тут любой озаботится простым вопросом. Если человека, которого любила вся страна, можно вот так просто пристрелить, как обстоят дела с охраной вождя? В том, что желающих его смерти в сотни раз больше, чем желающих смерти Кирова, Сталин не сомневался ни секунды.
Конечно, в результате проверки Иосиф Виссарионович ожидал услышать, что охрана организована из рук вон плохо. Работая в Кремле, трудно было этого не заметить, но то, что он узнал о Енукидзе, человеке, которому доверил свою безопасность, другу молодости, – не могло его не потрясти. Он рекомендовал Енукидзе в партию, на автобиографии, которую тот написал, стояла его визирующая подпись.
Вождь простил бы соратнику даже то, что тот спал с женщиной, вслух говорившей: «Пора бы новой Каплан обратить внимание на Сталина!» – и на глазах ответственного за охрану Кремля общавшейся с консулом английского посольства. Но окружение потребовало крови, и Сталин понял: если он оставит в живых человека, который его предал, это поймут неправильно…
Когда по данному делу было сказано все, Сталин спросил:
– Что вы выяснили по письму, которое я вам передал?
– Пока немного, товарищ Сталин. Нам связывает руки данное вами распоряжение ограничиться расспросами. Есть уже ряд граждан, которые, по мнению следователей, должны быть взяты под стражу.
– Давайте вы все расскажете, а тогда уже будем решать, кого брать под стражу, а кого нет.
– Конотопко Василий Иванович тысяча девятьсот третьего года рождения, беспартийный, рабочий, и Коваленко Михаил Ярославович тысяча девятьсот пятого года рождения, беспартийный, рабочий, оба принимали участие в отправке письма.
– Что значит «принимали участие»?
– По их словам, тридцатого апреля они стояли возле почтового отделения, когда к ним подошла незнакомая гражданка. Сказав, что забыла дома паспорт, она попросила помочь отправить заказные письма. За услугу Конотопко и Коваленко получили от нее четыре рубля шестьдесят копеек. Это подтверждают и свидетели возле винного магазина, и приемщица в почтовом отделении.
– И что еще вы хотите от них узнать? Впрочем, детали отправки письма меня мало интересуют. Что известно про автора письма?