– Надо прижечь, чтоб инфекция не попала, – Оля схватила его самодельную бензиновую зажигалку и начала жечь его подбородок. Когда он от боли пытался дернуть головой, его еще раз приложили о стенку.
– Не дергайся, придурок, я ж о твоем здоровье забочусь, – он посмотрел в ее глаза и застыл от страха, в них плескалось холодное безумие, готовое вырваться наружу разрушительным ураганом.
– Ты меня лучше не зли, Ростик, на меня после больницы иногда такое находит, сама себя боюсь. Теперь слушай меня внимательно. Правило первое. Ты говоришь только после того, как услышишь мой вопрос, и отвечаешь только на него. Правило второе. Ты всегда говоришь правду, только правду, и ничего кроме правды, и пусть поможет тебе, Ростик, в этом Бог. Правило третье. Когда ты нарушаешь первые два правила, я отрезаю кусочек твоего члена и прижигаю рану, чтоб не занести инфекцию. А поскольку, он у тебя и так не слишком большой, то подумай, что от него останется. А ты ведь еще молодой, Ростик, он тебе еще может пригодиться. Ты меня хорошо понял?
– Да.
– Молодец, слушай дальше. Убивать я тебя не собираюсь, мне расстрельная статья ни к чему, барыгу тоже живым оставлю, только отрежу ему все лишнее, чтоб дурные мысли ему в голову не лезли. Ну и лавэ мне надо, Ростик. Надоел мне наш город, злые вы, уеду я от вас. Поэтому, ты мне сейчас расскажешь про барыгу все что знаешь, как зовут, где работает, где живет, семья, когда кто домой приходит. И вот еще что. Я тут по твоим карманам порылась, так у тебя полные карманы лавэ. Откуда? – Пока Ростик мучительно думал, что бы натрындеть по поводу двух тысяч рублей, которые он получил от барыги за то, что ее мочканет, Оля, не дожидаясь ответа, продолжила.
– Можешь не говорить, коню понятно, барыга дал, чтоб ты меня к нему привел, видно додушить меня захотелось сучонку, ничего, еще не вечер, давай быстро пой мне соловьем все, что про него знаешь.
Внимательно выслушала его рассказ и задала не меньше сотни дополнительных вопросов. Про соседей, есть ли возле подъезда лавки, кто на них сидит, куда выходят окна, есть ли черный ход в доме, куда он выходит, закрыт ли и на какие запоры, после чего удовлетворенно хмыкнула.
– Вот видишь, а ты боялся. Теперь последний вопрос, какие у тебя в хате нычки, Ростик, и что там лежит?
– Нет у меня в хате ничего. – Оля молча зажала в кулаке его член, так, чтоб виднелся лишь небольшой кусок головки, во второй руке у нее щелкнул нож.
– Стой, не надо! Возле моей кровати, под задней ножкой, возле плинтуса, там две паркетины ножом отковырнуть можно, под ними нычка.
– Что в ней?
– Котлы и нож одного фраера, я его мочканул недавно, и рыжья немного, со шмары в парке снял. – Не отпуская его члена, Оля задумчиво крутила нож между пальцами.
– Ладно, будем считать, что ты успел. Но наказать тебя надо. – Она отпустила член, схватила за волосы, и ударив головой о стену, прижала острие ножа плоскостью к его глазу. – Тебе, какой глаз вынуть, левый или правый, говори быстро!
– Не надо! Не надо! Я правду сказал!
– Шучу я, Ростик, – она отвела нож в сторону, и смотрела на него холодным, колючим взглядом, – я ведь тебя люблю. Ладно, время – деньги. Идем, я тебя трахну, кто его знает, когда свидимся. Хоть будет что вспомнить. Встал, и пошел вон туда, видишь пятачок ровный возле воды, от камней чистый, не помнишь его? Это я, осенью, его расчистила, когда вы втроем меня тут драли.
Слетела с катушек, сучка, сейчас мне кранты настанут, живого не отпустит, пронеслось в голове у Ростика, дать бы ей с разворота ногой, и головой добавить, замесил бы ногами, но стерва, далеко идет, и еще за веревку держит, как бычка.
– Чего встал?
– Не могу идти, посмотри, что у меня с ногой, о камень порезал.
– Хорошо, сейчас подойду, повернись спиной и согни ногу в колене, – положив вещи на землю, Оля подняла камень, взвесила на руке, не приближаясь запустила его Ростику в затылок, затем подошла и воткнула нож под левую лопатку.
– Дурак ты, Ростик, слушался бы меня, покайфовал бы перед смертью. Вот так с тобой всегда, ни себе, ни людям. – Оля помолчала, а потом добавила, – тебе уже хорошо, а у меня еще столько работы.
Оля выдернула нож, и начала, с его помощью, аккуратно сдирать кожу в тех местах, где были наколки. Затем отделила кисти рук. Левую, вместе с кусками кожи, выбросила в воду, а правую положила отдельно. Затем, вспорола живот по линии ребер и разрезала диафрагму, отделяющую легкие от желудка. Найдя большой камень, несколько раз, с силой, опустила его, ломая лицевые кости. Обвязав камень веревкой, привязала к ногам, и засунула в дырку на животе, чтоб не мешал. Затем, подтянув труп к обрывистому берегу, столкнула его в воду. Убедившись, что труп нигде не зацепился и ушел на глубину, подобрав правую кисть, Оля нашла выдолбленный в отвесном берегу спуск, и малюсенькую площадку возле самой воды. Занимаясь на ней эквилибристикой, она отмыла от крови, кисть, нож, свои руки, ноги, и туфли.