Их расставание было трогательным и печальным.
По крайней мере, для нее.
Когда первые лучи рассвета проникли сквозь поляризованное окно номера отеля, Арктур проснулся с привкусом горечи во рту. Смотря на идеальную фигуру Жюлианы, что спала в ворохе простыней, он ощутил сильное раздражение на себя из-за того, что не смог справиться со страстью и эмоциями, позволив им затуманить рассудок.
Да, он хотел затащить Жюлиану в постель, и приложил много усилий ради этого. Но сейчас, когда дело сделано, Арктур почувствовал неподдельное сожаление. Возможно, что жестокость ночи повлияла на него сильнее, чем он думал. Лежа в тусклом свете утра, он чувствовал удовлетворение и стремление двигаться дальше. Это было необычное ощущение.
Арктур беззвучно соскользнул с постели, оделся и собрал свои вещи. Но уйти он не успел, — Жюлиана проснулась и улыбнулась ему. Ему пришлось задержаться, чтобы позавтракать. Перед тем как уйти Арктур пообещал, что они скоро увидятся. Жюлиана расплакалась от мысли о прощании. Какое-то время Арктур обнимал ее, а затем высвободился из цепких девичьих рук.
И ушел.
Арктур не мог понять, какие же чувства он питает к Жюлиане Пастер. С одной стороны, она была прекрасной девушкой, но с другой, если быть честным, она была не более чем еще одной возможностью потешить самолюбие. Хотя это заняло больше времени, чем он ожидал, он добился, чего хотел, и поэтому интерес к ней несколько угас. Конечно, она со своей стороны не скрывает, что увлечена им, но это совсем другой разговор…
Как только Арктур поднялся на борт «Джона Ломаса», он выбросил из головы мысли о Жюлиане Пастер.
Ведь его ждал Корхал.
По прибытию на родину и добравшись, наконец, до зала ожидания, Арктур обратил внимание, что повсюду вооруженные патрули Конфедерации. Группы хмурых мужчин и женщин сканировали толпу в поисках малейшей угрозы.
Неужели все было так плохо?
О проблемах на Корхале говорилось в нескольких репортажах по СНВ. Массовые беспорядки, нападения, а иногда даже и теракты. Но СМИ упорно представляли эти события общественности как ничем не связанные между собой инциденты, совершенные психами-одиночками. Но, очутившись дома, Арктур уже ни в чем не был уверен.
— Мой отец как всегда занят, — пробормотал он, оглядываясь вокруг.
Двери зала ожидания открылись, и юноша вышел в переполненный вестибюль. Кругом были озабоченные лица — мужчины, женщины, дети, ожидающие встречи с близкими людьми. Арктур вскинул сумку на плечо и стал всматриваться в собравшуюся толпу, в надежде найти знакомое лицо.
Когда Арктур, наконец, увидел, что искал, то конечно это оказалось совсем не то, чего он ожидал.
— С возвращением, — поздоровался Эктон Фелд, забирая у Арктура сумку.
— Фелд? — удивился Арктур, забыв поприветствовать начальника охраны. — А где моя мать или отец? И Дороти?
— Они на побережье, — пояснил мужчина, — в летней усадьбе.
— Они сами не могли меня встретить?
— Это не безопасно.
Арктур вздохнул. Ему не стоило удивляться, но он лелеял слабую надежду, что родители смогут побеспокоиться и приехать, чтобы возвратить блудного сына в лоно семьи.
Он увидел, что Фелд оценивает его проницательным взглядом.
— Что?
— Ты изменился, — отметил начальник службы безопасности семьи Менгск. — Что-то в тебе не так, как было раньше.
— Что ты имеешь в виду?
— Я не знаю, что конкретно, но то, что ты выглядишь лучше, это точно.
— Я рад, что ты так думаешь.
Фелд спокойно отнесся к сарказму Арктура.
— Хорошо… Тогда пройдем в машину.
Ангус из окна спальни наблюдал за серебряной машиной, что двигалась по дороге в сторону виллы, и тяжелое чувство сдавило его грудь. Прошло два года с тех пор, как он видел сына в последний раз, но эмоции того дня, когда Кэтрин в слезах рассказала, что Арктур ушел в армию Конфедерации, кипели в нем как никогда сильно. Ангус изо всех сил старался держать себя в руках, когда вспоминал слезы Дороти, зная, что Кэтрин возлагает большие надежды на сегодняшнее примирение семьи. А счастье Кэтрин, для Ангуса было важнее всего в мире. И он надеялся, что сможет провести этот вечер, не ругаясь с заблудившимся сыном.
— Ты готов? — спросила Кэтрин, войдя в спальню. — Он почти приехал.
Ангус повернулся и улыбнулся супруге.
— Я не знаю готов ли я, но в любом случае идем.
— Пожалуйста, Ангус, — взмолилась Кэтрин, — ты обещал!
— Я знаю, — сказал он, протягивая ей ладонь. Она прошла через комнату и взяла его за руки. — Но я не могу забыть, какую боль он причинил тебе. Какую боль он причинил нам всем.
— Ты должен. Арктур твой сын.
— Но вступление в армию… — сказал Ангус, качая головой. — Из всех способов, которые он мог выбрать, чтобы меня разочаровать…
— Прекрати, — сказала Катерина, тоном, который предупредил Ангуса, что он ходит по краю пропасти — Он наш сын, и мы будем приветливы с ним, несмотря ни на что. Ты понял меня?
— Конечно, дорогая, но этот парень выводит меня из себя.
Кэтрин улыбнулась.
— Никто не может ранить нас сильней, чем люди, которых мы любим.
— Особенно семья, — сказал Ангус.
— Особенно семья, — согласилась Кэтрин. — Они бы не расстраивали нас так, если бы мы не любили их.
— Согласен, — сказал Ангус. — Где Дороти?
— В своей комнате.
— Она спустится вниз?
— Пока нет, — расстроено сказала Кэтрин. — Она закрылась в комнате вместе с Понтием и сказала, что не хочет видеть Арктура.
— Я не понимаю, почему она может избежать всего этого, а я нет, — проворчал Ангус.
— Ты серьезно дуешься из-за того, что тебе надо что-то делать, а шестилетней девочке — нет?
— Нет, конечно, но…
— Тебе должно быть стыдно, Ангус Менгск, — сказала Кэтрин. — А сейчас пошли. Нам пора спускаться.
— Хорошо, — сказал Ангус, глубоко вздыхая и поправляя жилет, — как я выгляжу?
— Как отец, — улыбнулась Кэтрин.
Машина въехала во двор поместья и остановилась. Арктур вылез как раз в тот момент, когда мать и отец появились на верхних ступеньках парадного крыльца. Отец в строгом, без единого пятнышка, ладно скроенном костюме пепельно-серого оттенка, с эмблемой в форме головы волка на груди, а мать в фиолетово-синем элегантном платье.
В воздухе стояла свежесть, и пахло соленой водой. Со стороны океана тянуло приятным холодком. Арктур заметил пятерых вооруженных охранников, стоящих в тени внутреннего двора. Молодой человек остановился перед родителями, широко развернув плечи и пытаясь по лицам родителей прочитать их чувства. Мать тепло улыбнулась ему, и, Арктуру показалось, что даже в строгих чертах отца, проскользнул слабый намек на приветствие.
Эктон Фелд прошел мимо него, неся сумку, и молодой человек последовал за ним.
Как только Арктур поднялся на первые ступени, Кэтрин спустилась и обняла его. Отринув все мысли о сдержанности, она заплакала, и слезы покатились по ее щекам.
— Арктур, дорогой… — сквозь слезы воскликнула она. — Так хорошо, что ты дома! Мы так сильно по тебе скучали!
Он ответил на объятья матери, испытывая всепрощающее чувство возвращения. Арктур не стал противиться ему, и накопившаяся за годы горечь начала исчезать под наплывом искренней и чистой материнской любви.
Когда Кэтрин наконец отпустила его, Арктур встретился лицом к лицу с отцом.
Момент затянулся, и предшествующая теплота растаяла как далекое воспоминание. Наконец Ангус протянул сыну руку.
— Рад тебя видеть, сын, — сказал он.
Арктур через силу улыбнулся.
— И я тебя, отец.
Несмотря на сухое рукопожатие, Арктур почувствовал, что несмотря на все, отец на самом деле рад видеть его.