— Ты изменился, — сказал Ангус.
— Тоже самое сказал мне Фелд, — ответил Арктур, — хотя он не смог сказать, как.
— Твои глаза. Ты стал старше. Ты прошел через вещи, которые заставили тебя повзрослеть.
— Это хорошо?
— Я пока не знаю, — сказал отец, отпуская его руку.
Арктур увидел, как сузились глаза матери.
— А где Дороти? — обратился он к ней.
— Она наверху, — ответила Кэтрин. — Спит. Не стоит ее сейчас будить.
Арктур уловил колебание в ее голосе.
— Перестань, мама. Где она на самом деле? — спросил он.
— Она наверху, — повторила Кэтрин. — Она просто… Все еще злится на тебя.
— Спустя два года?
— Люди могут таить обиду гораздо дольше, — сказал Ангус.
Арктур кивнул головой.
— Я понимаю. Она в своей комнате?
— Да, — сказала Кэтрин, — но, может быть, ты позволишь ей спуститься, когда сама сочтет нужным, дорогой?
— Я другого мнения, — возразил Арктур. — Есть одна вещь, которую я накрепко усвоил. Проблемы практически всегда нужно встречать лицом к лицу.
— Армия научила тебя этому? — спросил Ангус.
— Нет, этому я научился у тебя, — сказал Арктур, оставляя своих родителей и входя в дом.
Холл встретил его в точности таким, каким он запомнил его: пол с шахматной плиткой, темные панели, портреты в золотых рамках. Работы матери все также стояли на мраморных колоннах. Как только Арктур пересек порог, сотни воспоминаний детства нахлынули на него.
Он остановился в теплом коридоре, ощущая, как запахи родного дома штурмуют его чувства: запах втертого в деревянный пол воска, аромат готовящегося ужина, запах лака, покрывающего серебряную посуду. Арктур слышал, как копошится на кухне прислуга, скрипы и стоны старого дома, согретого солнцем, и жужжание генератора где-то глубоко в подвале.
Дом говорил с ним на языке чувств, комбинацией тысяч различных картин, звуков и запахов, которые смешивались в одно простое чувство.
Он — дома.
Какой солдат не грезил о доме? Абсолютно все, даже те, у кого на гражданке не было ничего такого, чтобы с нетерпением ожидать конца службы. Дом — это идеализированное понятие для большинства военных, однако сейчас Арктур, находясь в доме в котором проводил в детстве каждое лето, осознал, что это не фантазия.
Арктур пошел наверх по ступенькам, избегая тех, что скрипели, (как он делал это, будучи ребенком), и направился к комнате Дороти. Он улыбнулся, когда увидел, что на ее двери все еще красуются разноцветные записки.
Арктур постучал в дверь: три медленных стука, затем три быстрых, — секретный код, который они использовали, с тех пор как Дороти научилась ходить.
— Уходи! — послышался голос из-за двери.
— Малышка Дот, это же я, Арктур!
— Я знаю.
Сообразив, что таким способом в комнату не попасть, Арктур просто толкнул дверь и зашел внутрь. Комната Дороти изменилась с тех пор, когда он видел ее в последний раз. Игрушек в комнате не убавилось, но теперь среди них был порядок, в соответствии с иерархией игрушек Дороти.
Дороти лежала по середине кровати и крепко прижимала к груди Понтия. Старый пони выглядел немного изношенным, но это не мешало девочке вцепиться в него изо всех сил.
— Здравствуй, Малышка Дот, — сказал Арктур. — Я вернулся домой.
— Меня больше так никто не зовет, — фыркнула Дороти. — Я уже не малышка.
Арктур пересек комнату и остановился около кровати. Дороти на самом деле выросла с тех пор, как он ее видел. Она превратилась в прекрасную маленькую девочку с характерными высокими скулами своей мамы и грозными бровями отца.
Лежа на кровати и, несмотря на нарядное платье и заплетенные в косички волосы, в каждой черточке и жесте Дороти проступала порода Менгск.
— Хорошо. И как же теперь тебя все называют? — улыбнулся Арктур.
— Дороти, глупый, — сказала его сестра таким тоном, словно это была самая очевидная вещь во всем мире, и Арктур был вынужден признать, что так оно и есть. — Как же еще меня называть?
— Прости, я как-то не подумал об этом, — сказал он, присаживаясь на край кровати.
— Я не хочу разговаривать с тобой, — буркнула Дороти, поворачиваясь к Арктуру спиной.
— Ну, это очень плохо, — сказал Арктур. — Тогда подарок, что я собирался тебе подарить, придется оставить себе. Скорей всего я отдам его какому-нибудь бедному ребенку.
— Мне все равно, — отрезала Дороти. — Мне не нужен твой подарок.
— Очень жаль… Это был действительно хороший подарок.
— Я же сказала, мне все равно, — ответила девочка, и Арктур увидел, что он не завоюет ее расположения, взывая к детской жадности. Как всегда, ему снова придется надавить на чувства.
— Я писал тебе каждый день, но ты не отвечала, — сказал он, — я скучал по тебе. По-настоящему скучал по тебе, маленькая сестренка.
— Тогда зачем ты меня бросил? — заплакав, она перевернулась и запустила в него Понтия. Плюшевый Понтий отскочил на пол, и Арктур наклонился за ним. Дороти привстала на колени и начала бить его в грудь своими крошечными кулаками.
— Ты ушел и бросил меня! Ты даже не попрощался со мной, — зарыдала она.
Он позволил ей выпустить гнев без всякого сопротивления, и когда она перестала, он обнял ее и крепко прижал к себе.
— Я знаю, и я прошу прощения за это. Я никогда не собирался тебя так оставлять.
— Тогда почему ты ушел? Я не видела тебя, чтобы сказать "прощай".
— Я… Мне нужно было уйти, — сказал он, — я не мог здесь оставаться.
— Почему? Из-за папы?
— Нет, это из-за меня. Я должен был пойти и сделать что-то для себя. Что-то, что не было его идеей или его планом. Вступление в армию было способом поступить так.
— Ты мог умереть, — всплакнула Дороти, — солдаты погибают от пуль и взрывов постоянно. Я вижу это каждый день по новостям, несмотря на то, что маме и папе не нравится, когда я смотрю их. Но я продолжала искать тебя там, я продолжала смотреть новости, чтобы знать, погиб ты или нет.
Арктур пододвинулся к его сестре поближе, пока она плакала. Он не задумывался о том, через что ей пришлось пройти, высматривая в телевизоре — жив он или мертв. Конечно, мать и отец уверяли ее, что он жив и с ним все хорошо, но какая сила способна конкурировать с воображением шестилетней девочки?
— Прости. Дороти, мне правда жаль. Я не хотел, чтобы ты беспокоилась обо мне. Я твой старший брат и сам могу присмотреть за собой.
— А кому тогда присмотреть за мной? Ты мой старший брат и ты обещал, что со мной ничего не случится! Но потом ты ушел, и со мной могло случиться все что угодно! Те плохие люди могли вернуться снова и ранить маму с папой и меня! Или нас могли взорвать или те мятежники с оружием могли ранить нас, потому что у папы много денег!
Слова потоком хлынули из Дороти, и Арктур чувствовал, как колотится ее сердце. Дороти была самоуверенной, выразительной маленькой девочкой — вдобавок Менгск — но ей все еще было шесть. Он понял, что забыл про это.
— Ничего такого не могло произойти, — сказал он настолько убедительно, насколько он мог. — Папа платит Эктону Фелду слишком много денег, чтобы что-то могло случиться с тобой. И сейчас я солдат, у меня большая пушка и целый взвод десантников, которые защитят тебя. Я обещаю.
Она немного стиснула его, и Арктур улыбнулся, понимая, что раунд выигран.
— Я скучала по тебе, — сказала Дороти, — я плакала неделю, когда ты ушел.
— Прости, — сказал он еще раз, — но я вернулся ненадолго, и я обещаю, что не уеду отсюда, не попрощавшись с тобой.
— Мама очень скучала по тебе. Я слышала, как она тоже плакала. Папочка по тебе тоже скучал. Он никогда не говорил этого, но я знаю, что скучал.
Арктур поднял ее голову со своего плеча.
— Я люблю тебя, Дороти. И всегда буду.
— И я тебя, — шмыгнула она носом. — Все нормально, ты можешь звать меня Малышкой Дот, если хочешь.
— Спасибо.
— Пожалуйста, — сказала Дороти, — ну и где мой подарок?
* * *