— Ты же не донесешь? — спросил Ангус, искренне ужаснувшись тому, что взгляды сына могут обернуться против него.
— Нет, конечно, нет. Но я видел в реальности то, что делают такие люди как ты, — сказал Арктур. — Я видел трупы и кровь на Тирадоре-9, я слышал крики. Ты можешь оправдывать свои дела разговорами о коррупции и другими умными речами, но я видел то, что остается за кадром. Я видел людей, расстрелянных без пощады, и Бог знает, сколько невинных свидетелей погибло под перекрестным огнем. Если это то, что ты делаешь, то я не хочу участвовать в этом.
— Нападение на Тирадоре-9 никак не связано со мной, Арктур, — сказал Ангус, делая шаг к сыну. — Клянусь. Мы атакуем только военные цели. Боевые средства. Потому что мы на войне и не совершили бы такой ошибки как эта.
— Военные цели? — переспросил Арктур, нащупывая "смертник" под рубашкой. — И что по-твоему мне теперь делать? Скажи, ты бы разрешил сбросить на меня бомбу или совершить еще какое-нибудь нападение, которое могло повлечь мою смерть, если бы это было бы необходимо для твоего грандиозного плана?
— Конечно нет! Арктур, зачем ты такое говоришь? Твоя мать хотела, чтобы сегодня мы снова стали семьей. Ради нее не разрушай все снова.
— Приехать сюда было ошибкой, — сказал Арктур. Он поставил стакан на стол и повернулся к двери. — Я, пожалуй, пойду.
— Нет, Арктур, пожалуйста, останься, — сказал Ангус, подойдя к нему и взяв его за руку. — Ради матери и Дороти, если не ради меня.
Арктур повернулся к отцу.
— Я уеду утром.
Вдалеке от Стирлинга, что сверкал в ночи как драгоценный камень, мрак неба был абсолютен. Арктур сел на скамью из орехового дерева, которую отец соорудил у конца дорожки от виллы, и стал смотреть на море. Волны внизу бились об утес и разлетались серебряными каскадами брызг. Арктур обратил внимание на бронзовую табличку по центру скамейки, с выгравированными на ней памятными словами в честь Августа, деда Арктура. Однако надпись полностью исчезла под слоем зеленого налета, и Арктур не смог прочитать ее.
Он сидел и смотрел на звезды, размышляя о том, на какие из них его занесет в будущем. Вариантов было море и, без сомнений, будучи десантником, обилие разнообразных миров ему гарантировано.
А когда он устанет от военной жизни, а он чувствовал, что этот момент быстро приближается, то он соберет манатки и рванет к Периферии. Только как можно дальше, чтобы быть свободным.
Арктур почувствовал вибрацию в кармане и достал смартфон. Он подождал, пока вызов не прекратится, затем щелчком открыл аппарат. Пришло сообщение от Жюлианы. Уже пятнадцатое по счету, с того момента как он прибыл на Корхал.
Он вздохнул и, услышав за спиной шаги, сунул смартфон в карман.
— Не возражаешь, если я присяду, — сказал Эктон Фелд.
— Если ты здесь, чтобы убедить меня остаться, то зря не старайся.
— Да нет. Я знаю, что пытаться в чем-то тебя убедить — безнадежное дело.
Арктур кивнул на скамейку.
— Тогда садись.
Двое мужчин некоторое время сидели в тишине, просто наслаждаясь величием зрелища. До самого горизонта океан был как черное зеркало, — огромное зеркало, отражающее звезды в виде покачивающейся россыпи булавок. Иногда небо перечеркивали сверкающие полосы. Арктуру нравилось думать, что это метеоры, хотя он знал, что на самом деле это следы от бороздящих атмосферу звездолетов.
— Ты же знаешь, что будешь сожалеть об этом, — в конце концов, произнес Фелд.
— Что?
— Из-за такого отъезда. Ты не знаешь, что может произойти в будущем, и ты действительно хочешь, чтобы этот момент остался последним в твоей памяти о своих родных?
— Ты излишне драматизируешь Фелд, — сказал Арктур. — Тебе это не идет.
— Нисколько. Арктур, поверь мне то, что творится на Корхале гораздо опасней, чем ты думаешь. Конфедерация в панике бежит отсюда, и любой, кто бывал в бою, знает, что противник наиболее опасен, когда загнан в угол. Они предпримут что-нибудь, и насколько хорош бы я не был, я не могу гарантировать чью-либо безопасность перед лицом такого, своего рода, отчаяния.
— Неужели действительно все так плохо?
Фелд утвердительно кивнул.
– Ты можешь никогда не вернуться домой. Разве тебе этого не говорили? — сказал он.
— Кто?
— Родители, друзья… Да кто угодно. Это не важно.
— Что ты имеешь в виду?
— Когда ты жил здесь, на Корхале, то думал, что это центр мира. И ты считал, что так будет всегда, что ничего не изменится. Тогда ты уехал и не возвращался в течение пары лет. А когда вернулся, все изменилось. Связь потеряна. Ты приехал, чтобы найти то свое, чего уже нет. Тебе придется уехать на долгое время, прежде чем ты сможешь вернуться и найти свое. Мир, где ты родился. Но пока для тебя это невозможно. Ты еще не готов вернуться на Корхал. А может он не готов для тебя. Я не знаю.
— С каких это пор ты стал философом, Фелд?
— Я многое повидал, — ответил Эктон, — и по пути кое-что для себя вынес. Просто не стоит пороть горячку, хорошо? Если хочешь уехать, прекрасно, но для начала попрощайся. Не уезжай как в прошлый раз.
— Не сжигать за собой мостов? Ты это имеешь в виду?
— Да, можно сказать и так, — согласился Фелд. — Скажи "до свидания", и только потом уходи. И не возвращайся, пока не будешь готов вернуться. И до тех пор никаких контактов.
Смартфон Арктура снова затрещал, и он, даже не глядя, уже знал кто это.
Жюлиана.
— Полная изоляция, говоришь?
— Угу.
— Я думаю, может ты и прав, Фелд.
Глава XI
Арктур откинул голову назад, оперевшись затылком на пластиковую перегородку офиса. Закрыв глаза, он расслабился. Звук работающих кондиционеров и щелканье клавиш клавиатуры лейтенанта Цестоды нагоняли на него дремоту. В любом случае, ранее чем через полчаса попасть в кабинет комдива Фоула ему не светило. Аудиенции с Брантиганом Фоулом всегда начинались с опозданием. По бычьи упрямый командир 33-й десантно-штурмовой дивизии всегда придерживался только собственного графика и никакого другого.
Лейтенант Ларс Цестода, адъютант и секретарь командующего, был настоящей язвой и педантом. Вряд ли бы нашелся хоть один солдат, кто ревностней его соблюдал армейский устав.
Несмотря на обогреватели, установленные в кабинете, Арктур почувствовал в воздухе холод и поплотнее запахнул свой китель. Скоро уже надо было запрашивать новый: этот едва умещал в себе широкую грудь и плечи Менгска.
Приказ явиться в кабинет генерал-майора Фоула в лагере Гастингс пришел из ниоткуда. Впрочем, в десантных войсках большинство приказов были такими. Однако, в отличие от остальных, от этого веяло некой особой важностью. Поэтому Арктур явился раньше назначенного времени, хоть и понимал, что ему придется подождать, прежде чем комдив сможет его принять.
Обстановка в приемной была скромной и строгой. Единственной мебелью был неудобный диван, на котором Арктур сидел, пара железных картотечных шкафов (выглядевших настолько старыми и помятыми, что можно было подумать, будто их нашли на «Саренго»), и стол с креслом лейтенанта Цестоды. На стене, прикрепленные канцелярскими кнопками, висели агитационные плакаты, призывающие всех к вступлению в ряды десанта. По мнению Арктура, тут они были лишними, так как любой, кто мог бы их здесь увидеть, уже должен был состоять на службе в десантных войсках.
Арктур встал и потянулся. Он прождал уже целый час, и даже успел полистать «Боевое знамя», журнал, выпускаемый ДВК. Медиа-книжные издания заменили бумажные версии уже довольно давно, так что этот экземпляр явно видывал лучшие дни. Когда Арктур поднялся на ноги, Цестода раздраженно на него посмотрел.
— Могу я что-нибудь для вас сделать, капитан? — спросил Цестода таким тоном, будто Арктур нарушил какое-то неписанное правило этого кабинета.
— Нет, — сказал Арктур. — Просто разминаю ноги. Вы не знаете, хотя бы примерно, когда генерал-майор меня примет?
— С минуты на минуту.
— Вы говорили это тридцать минут назад.