Дед Валериана изолирует еще одну отдаленную заставу Умоджанского Протектората или колонию, чтобы спрятать их, и всё начнется сначала.
Необходимость подобных действий была жестоко продемонстрирована, когда Валериан однажды пожаловался на необходимость постоянно переезжать, и уговорил мать не переселяться снова. Она согласилась ненадолго задержаться, и однажды ночью Валериан проснулся от крика солдат, орудийного огня, и вспышек взрывов.
— Ни звука, ни вздоха, Вал, мой дорогой, — сказала мама, стаскивая его с кровати и передавая солдату Умоджи в разбитом боевом скафандре. Воспоминания Валериана о той ночи сохранились спутанными и обрывочными, но он не забыл, как его несли посреди ночи. Тьма разрывалась от сверкающих вспышек. Он упал, когда мужчина, несущий его, рухнул, но был снова поднят, в тот же момент понимая, что первого солдата убили.
Их втолкнули в десантный катер, который всегда был приготовлен поблизости. Как только он с ревом стартовал, набирая высоту, Валериан вцепился в мать и спросил:
— Мама? Папа когда-нибудь придет за нами?
— Да, милый, — ответила она. — Он придет. Однажды.
Когда пилот улетел на безопасное расстояние, Валериан примостил голову на мамины колени и пролежал так много часов, позволяя ей гладить его золотые волосы, забирая прочь тревоги. Потом он услышал плач матери и притворился спящим, чтобы она подумала, что он успокоился.
Валериан больше никогда не жаловался на необходимость постоянных переездов.
Было трудно. Постоянные переезды, отсутствие настоящих друзей, отсутствие чувства постоянства в жизни — Валериан всегда помнил, что матери такая жизнь обходится в сто крат тяжелее, чем ему.
Мать старалась скрывать это и все отрицала, когда Валериан заводил разговор о ее состоянии. Однако Валериан знал, что мать сильно больна. Он не знал точно, что с ней было не так, но он видел серую бледность ее кожи и то, как плоть, казалось, улетучивалась с ее костей, независимо от того, как много она ела. А ела она не очень много, даже в лучшие дни.
Всю ночь он слушал ее мучительный кашель и плакал, когда думал о боли матери и своей неспособности помочь ей. Во всем этом, самый тягостным для Валериана был вопрос «почему?». Почему его папа не пришел повидать ее?
Он знал, что дедушка, скорей всего, отправил отцу сообщение о том, что Жюлиана больна, но проходили недели и месяцы, но от его папы не было вестей. Разве ему было все равно?
Валериану было тяжело мириться с нарастающей очевидностью безразличия отца к их тяжелому положению; с тем, что образ Арктура Менгска, который он создал себе в детстве, образ отца, героя, и реальный человек Арктур Менгск кардинально различаются.
О причине болезни мамы всегда тихо умалчивалось всякий раз, когда он заговаривал об этом. Валериан понимал, что раз от него так тщательно скрывают ее состояние, то все на самом деле очень серьезно. Толпы врачей приходили и уходили, но ни один из них, казалось, не предложил ничего, что заставило бы исчезнуть ужасный, отрывистый и сухой кашель или позволило маме прибавить в весе.
Он слышал такие слова как “долгий срок", "неоперабельная", "предельный", "нежизнеспособна", "неизлечима", и хотя он понимал не все, но их значение предельно очевидно. Когда доктора приходили, у Валериана появлялась надежда, но когда они уходили, все чаяния рушились. Так или иначе, дед не собирался сдаваться, даже если казалось, что папа уже сдался.
Валериан чувствовал, как внутри его растет гнев, и постарался подавить его.
Одним из немногих уроков отца, которого он придерживался, было то, что гнев есть бесполезная эмоция.
— Разгневанные люди делают глупые вещи, Валериан, — говорил Арктур. — Говори, когда будешь в гневе, и ты выдашь такую речь, о которой потом будешь долго жалеть. Поэтому, когда твой гнев растет, думай о последствиях прежде, чем начнешь действовать.
Валериан отложил книгу и закрыл глаза, пытаясь успокоить свои смешанные эмоции. Это оказалось проблематичным из-за поднявшегося на нижнем этаже шума. Потребовалась секунда, чтобы до парня дошло, — шум внизу нетипичен для этого времени дня! Это заинтересовало Валериана, поскольку он уловил звуки беготни.
Валериан услышал, как кто-то плачет и кинулся к двери спальни. Определенно что-то происходило, поэтому он спустился вниз, направляясь в гостиный зал в задней части дома, который служил местом тёплых вечерних посиделок.
Парень услышал крики, ругательства, плач, и его сердце похолодело, когда он вдруг подумал, что что-то случилось с мамой. Валериан побежал и влетел в комнату, из которой раздавались крики. В комнате было полно людей. Все внимательно следили за тем, что показывало мерцающее голографическое изображение с проекционной панели в углу комнаты.
Первое, что почувствовал Валериан, — облегчение, поскольку он увидел маму, стоящую в центре комнаты. Но через секунду он увидел, что остальная масса людей выглядит так, как будто им только что сообщили настолько плохие новости, какие только возможно вообразить.
Несколько голов повернулись в его сторону. В глазах людей стояли слезы. Затем все быстро повернулись обратно к разворачивающейся на проекции трагедии. Изображение было нечетким и темным, и Валериану с порога показалось, что это всего лишь большой черный шар.
— Что происходит? — спросил он. — Почему все такие расстроенные?
— О Вал, мой любимый, — сказала его мама, кинувшись к нему и заключив в объятия. — О дорогой, это Корхал.
— Корхал? Родная планета папы? Что с ней?
Мать отступила назад, в неуверенности, — должна ли она рассказать ему, что произошло.
— Мам все хорошо, — сказал он. — Скажи мне.
— Корхала больше нет, дорогой.
— Нет? Как может не стать планеты? — не понял Валериан. — Она слишком большая.
Его мать изо всех сил пыталась найти нужные слова для объяснений. Ее глаза наполнились слезами.
— Я имею ввиду … не вообще нет, а …
— Конфедерация нанесла термоядерный удар по Корхалу, — сказал Мастер Миямото, появившись рядом с Жюлианой — Тысяча ядерных ракет класса «Апокалипсис», согласно пресс-релизу военных.
Валериан почувствовал, как скрутило живот, и ужасный страх парализовал конечности.
— Корхал уничтожен? Папа? Папа мертв?
— Нет! Нет, он жив, — поспешила успокоить его Жюлиана. — Мы получили известие от твоего дедушки незадолго до того, как начали появляться первые сообщения. Твой папа в порядке.
Валериан почувствовал облегчение и освободился из маминых объятий, пока все в комнате продолжали смотреть на голографическую проекцию. Он стоял перед мерцающим изображением Корхала, смотря на черный диск планеты, на то, как ядерные огненные бури бушевали на ее поверхности с неконтролируемой яростью. Когда-то изобильный и зеленый мир теперь был перегретой сферой почерневшего стекла, тенью прошлого и обиталищем призраков.
Даже с его ограниченным пониманием физики ядерных взрывов, Валериан знал, что тысяча ракет была чрезмерным количеством для массового убийства. Такое подавляющее нападение убило бы каждое живое существо на поверхности планеты.
— Сколько людей жило на Корхале? — спросил он.
— Больше тридцати пяти миллионов, — сказал Мастер Миямото. — Все мертвы.
Мысль о таком опустошении не укладывалась ни в какие рамки. То, что так много людей могли прекратить свое существование за такой короткий промежуток времени, было невероятно.
Какой сумасшедший мог додуматься до того, чтобы санкционировать такое безосновательное уничтожение?
— Это сделала Конфедерация? — спросил Валериан.
— Люди без чести сделали это, — ответил Мастер Миямото.
Глава XVI
Огонь вырывался из разрушенного бомбардировкой завода по производству боеприпасов, образуя зеленоватое зарево пожарища. Правда Валериан не мог с уверенностью сказать, был ли такой цвет следствием горения химикатов или же искажением голографической проекции. Пожарные вели безрезультатный бой с огнем, а медики вытаскивали из разрушенного здания кричащих мужчин и женщин.
Валериан не испытывал сочувствия к этим людям. Они работали на Старые Семьи и поэтому были частью системы, которая поддерживала разжиревший, коррумпированный строй Конфедерации — тех самых людей, которые уничтожили Корхал шесть лет назад.