Валериан оперся о скрипящую стойку.
— Ты отправил сообщение Дюку? — спросил он отца.
— Думаю, да, — ответил Арктур, наблюдая за обстановкой снаружи сквозь дыру на боку канонерки.
— Ты думаешь? Ты не знаешь точно?
Менгск-старший покачал головой и быстро проверил, заряжено ли оружие. — Со скремблером Кассандры трудно сказать, что принимается или передается, но я думаю, Дюк услышал меня. Дело в том, что я слышал, как он ругается почем свет стоит, из-за чего я сделал вывод, что он скорей всего в курсе происходящего.
— Ты думаешь, он придет?
— Предполагаю, что, да. Эдмунд Дюк способен выкинуть всякое, но пока он верит, что союз со мной ему выгоден, он будет лоялен. И в этот момент он знает, что я его лучший шанс, чтобы сделать что-то для себя.
— Надеюсь, ты прав, — сказал Валериан, присоединяясь к отцу у пробитой дыры.
— Не сомневаюсь, что я прав, — сказал Арктур. — Если Эдмунд обладает здравым смыслом, то все его сенсоры без исключения следят за Умоджей, с того самого момента как я покинул флагманский корабль. Чуть-чуть удачи, и он прибежит, как только засечет выстрелы из оружия.
Снаружи донеслись голоса. Валериан без промедлений приготовился открыть огонь.
Он посмотрел через дыру в корпусе и увидел десяток десантников — в максимальной экипировке и вооруженные до зубов, они прокладывали путь к катеру через завалы обломков.
Валериан и Арктур остались вдвоем — с двумя гаусс-автоматами на двоих. Валериан понимал, что ему с отцом долго не продержаться и тем более не одолеть своих противников. Он решил, что умереть в бою, сражаясь бок о бок с отцом, не самый худший способ закончить отмерянный судьбой жизненный путь.
— Мы не сможем остановить их всех, — сказал Валериан.
Арктур усмехнулся.
— Говори за себя.
Валериан кивнул и, приободренный оптимизмом отца, прижал К-14 к плечу. Десантники-конфедераты заметили их и ринулись на штурм катера.
Валериан и Арктур одновременно открыли огонь, шипы их «карателей» застучали по самому ближнему нападавшему. Десантник оступился и упал, но бронескафандр уберег его от ранений. Валериан отступил назад, когда град шипов забарабанил по корпусу катера. От попаданий на внутренней поверхности обшивки образовались едва заметные вздутия.
Арктур выпустил очередь в ответ и снова спрятался за укрытием. Рев стрельбы из гаусс-автоматов, звонкий лязг металла о металл заполнил канонерку. Валериан снова выставил «каратель» из рваной дыры в корпусе и открыл огонь по десантнику в красной скафандре, пока тот карабкался по остаткам одной из сооруженных на скорую руку баррикад. Шипы «карателя» ударили по нему, но боец, не обращая внимания на попадания, продолжал двигаться вперед.
Стрельба по канонерке усилилась. Валериан не питал иллюзий относительно того, что их попытки остановить противника могут иметь хоть какой-то успех. В отличие от предыдущей группы, которая действовала с губительно неуместной самоуверенностью, эти штурмовики не оставляли шансов, работая в парах и прикрывая продвижение друг друга подавляющим огнем.
Валериан хлопнул по подсоединяемому к автомату магазину и глубоко вздохнул. Этот боекомплект был последним.
Вот и все. Это конец. Лучше и не придумать, чем как уйти в блеске славы.
Юноша просмотрел на отца и увидел аналогичное намерение сделать их конец достойным памяти.
— Ты готов? — спросил Валериан.
— Я готов, — ответил Арктур.
Они синхронно появились из укрытия и открыли огонь по всему, что двигалось.
В этот момент посадочная шахта наполнилась каскадом обрушившихся сверху ярких вспышек обжигающих огней. Ударные волны взрывов заполнили пространство, и канонерский катер пошатнулся, когда волна жара и давления захлестнула его.
Сильные удары встряхнули поврежденный корабль так яростно, что его корпус раскололся на две части. Арктура и Валериана бросило на палубу, когда сияющий поток света отправил мир вне их убежища в небытие.
Наконец водопад сжигающего света прекратился. Валериан усиленно заморгал, пытаясь избавиться от звездочек перед глазами. В ушах звенело от сильных взрывов, но он был жив, и это было совсем не то, чего он ожидал.
Отец лежал напротив, выглядя ошеломленным, но невредимым.
— Что за черт? — задыхаясь, спросил Валериан, видя снаружи только почерневшие стены и полное уничтожение.
Арктур засмеялся.
— Я же говорил… — произнес он, и замолчал, не закончив фразы.
Валериан посмотрел вверх.
Заслоняя падающий в шахту свет, огромный стальной монстр вопреки всем законам гравитации проплывал над открытым люком посадочной платформы.
В поле зрения Валериана появились чудовищные двигатели корабля, окруженные маревом раскаленного воздуха. Юноша закрыл уши, пытаясь снизить уровень шума от зубодробительного гула. С обеих сторон углубление стыковочного отсека украшала эмблема держащей кнут красной руки на черном фоне. Валериану потребовалось всего мгновение, чтобы понять, что он смотрит на днище линейного крейсера Доминиона.
Голос с тяжелым акцентом и невнятным протяжным произношением, проревел из внешнего громкоговорителя.
— Кто-то заказывал героическое спасение? — поинтересовался генерал Эдмунд Дюк.
***
После сражения оказалось невозможным найти хоть какие-то улики, указывающие на то, как этим смертникам Конфедерации удалось заполучить подробные сведения визита императора на Умоджу. Также никто не смог пролить свет на личности нападавших или принадлежность к ДОЗ, о котором говорила Ангелина Эмилиан перед смертью. Впрочем, на эту загадку ответ еще будет найден, довольно скоро и, — достаточно кровавый.
Арктур пообещал Айлину Пастеру, что будет проведено полное и тщательное расследование. Однако, несмотря на то, что никаких прямых обвинений не выдвигалось, было ясно, что император подозревает умоджанцев как соучастников нападения.
К императору направлялось еще больше судов Доминиона. В ответ Протекторат привел в движение крупные боевые корабли, дабы убедить Менгска-старшего в том, что в его же интересах отозвать флот из системы Умоджи как можно скорее.
Выжившие в нападении люди собрались в похожей на руины столовой Айлина Пастера. Потрепанные, окровавленные, но счастливые, что остались живы. Когда Валериан увидел мать то, бросив гаусс-автомат, кинулся обнимать ее. Увидев его живым, Жюлиана заплакала от радости.
— Я думала, что ты умер! — сквозь слезы, воскликнула она.
— Я, Менгск, — сказал Валериан. — Нас нелегко убить.
Эпилог
Но сначала мы должны ее похоронить…
Валериан сидел в кожаном кресле у камина с догорающими углями. В его руке переливалась очередная порция золотистого портвейна. Отец же налил себе густого янтарного коньяка, хотя обычно он предпочитал ему другие напитки. Но, находясь в доме Айлина Пастера всегда пил бренди, и сейчас не считал нужным что-то менять.
Заупокойная служба по Жюлиане Пастер была недолгой, но величественной. На ней присутствовало большинство Правящего Совета Умоджи и несколько ближайших советников императора. Айлин Пастер прочёл панегирик[69] своей дочери, и никто не удивился, когда он не предложил Арктуру что-либо сказать.
Валериан планировал произнести несколько слов, но когда настал момент он не смог даже пошевелиться. Такой была тяжесть горя, пригвоздившая его к месту.
Смерть матери оказалась самой болезненной вещью, которую когда-либо испытывал Валериан.
Со дня нападения на дом её отца до её смерти прошло восемнадцать месяцев. Она испустила последний вздох всего за месяц до двадцать первого дня рождения Валериана. И эта смерть не была лёгкой: весь последний год она провела прикованной к постели, лишь изредка обретая ясность сознания.
69
Панегирик (от лат. Panegyrikus) — похвальная публичная речь, или написанная по случаю чьей-либо смерти.