— И ты целовала этого человека? — всё-таки спросил я, дрожа от ревности.
— Уже не знаю, — уклончиво ответила она. — Человек — всегда тайна, для него существует лишь то, что происходит сегодня, сейчас. Я уже говорила тебе, что тот человек был пьян. Мне ещё повезло, что он проявил ко мне определённое уважение, нежность и даже учтивость. — Она опустила голову, с трудом переводя дыхание. — Это скрасило мою беду и даже побудило меня испытать к нему известное чувство благодарности.
— Благодарности? — ошеломлённо воскликнул я.
Айза кивнула, снова, лаская, склонившись надо мной, и когда она, словно мать, провела руками по моим вискам, это наполнило меня ощущением счастья.
— Мне трудно объяснить тебе это, — ответила она, старательно подбирая слова. — Если тебе говорят, что ты получишь двадцать ударов бичом,' то станешь целовать руки тому, кто истязает тебя, если он прекратит экзекуцию после десятого удара. — Она вновь погрузилась в раздумья. — Что стоит вода, если её в избытке? Что стоит воздух — ведь он всем достаётся бесплатно. И тем не менее воздух — бесценный дар. И то же с водой, она даже священна. Если умираешь от жажды, то будешь бесконечно благодарен тому, кто протянул тебе кружку с пресной водой. Ты не заметишь грязных рук, а будешь видеть только добро, которое тебе сделали, и, может быть, от радости даже отдашься ему.
Она выпрямилась и задумалась о чём-то, глядя вдаль.
— Девушка из моей деревни, ей как раз исполнилось тринадцать лет, испытала много горя, пока её не продали в Афинах на невольничьем рынке. Какой-то старик крестьянин купил её за бесценок, потому что она была очень больна. Он выходил её, и с тех пор эта девушка, которая даже моложе меня, любит этого неопрятного старика, от которого пахнет овцами, козами и ослами, который редко моется, почти не имеет зубов, а по возрасту годится ей не то что в отцы, а даже в деды. — Она медленно поднялась с постели.
Айза стояла рядом со мной, одежда с большим вырезом у горла сползла с её плеча, обнажив правую грудь.
— Вот так-то, Минос, — произнесла она, — в нас немало такого, что подчас непонятно, здесь следует основательно разобраться. Может быть, тогда мы и обретём настоящее счастье. Эта девушка опять здорова, любит старого, потрёпанного жизнью человека и с радостью отдаётся ему. Так и хочется узнать, что же такое счастье, в чём оно заключается и что можно предпринять, чтобы сохранить его?
Она задумчиво, почти испытующе, взглянула на меня.
— И что же? — спросил я, словно желая выяснить, о чём она теперь думает.
— Как-нибудь потом, сейчас не могу, — ответила она и выскользнула из комнаты.
Через открытую дверь мне было видно, как она раздевается, моется и натирает своё тело маслом. Я видел, как она рассеянно расчёсывала волосы и проверяла в зеркале, как сидит на ней грубое ожерелье. Разве она не знала, что я следил за ней? Неужели всё, что она сейчас делала, было всего лишь женской хитростью?
Она втирала масло в свои маленькие, твёрдые груди, тронула соски и снова встала перед зеркалом.
Я залюбовался Айзой. Эта игра нравилась мне, хотя я догадывался, что она, возможно, лишь соблазняет меня.
Но разве меня то и дело не соблазняли?
Я опять взглянул на Айзу. Теперь она снова заплетала волосы в множество мелких косичек. Разве она не говорила, что это — знак любви?
Вошёл Прокас, старый критянин, один из моих учителей. Он учил меня, как вести учтивую беседу, как считать и писать по-египетски. Он рассказывал о своём, критском Зевсе, которого называл Загрей, что тот родился на Крите в одной пещере, а когда умер, был погребён на вершине горы. «Каждый год он рождается заново», — произносил он торжественно.
Чаще всего его поучения сводились к оракульским изречениям:
— Когда-нибудь ты сам увидишь и убедишься: не всё то золото, что блестит. — Или: — Привыкай внимательно слушать речи другого человека и по возможности старайся понять душу говорящего.
Главным его поучением было такое:
— Часто бедный богат, а богач — беден.
Если я спрашивал о деле, которое он не знал или не желал говорить на эту тему, он говорил лишь, что мне следует искать ответ самостоятельно.
— Ты признаешь только такой ответ, какой дашь себе сам. Никогда не суди по внешнему виду, всегда доискивайся до сути — это единственная истина. Ищи ответ самостоятельно, иначе никогда не узнаешь, что вода не течёт вспять.
Другой мой учитель, Келиос, был воином, отличившимся во многих сражениях. Он научил меня владеть мечом, копьём и луком. Я восхищался им, хотя нередко тяготился грубостью и неблагозвучностью его языка. Долгими часами он показывал мне, как следует обращаться с мечом. Одним могучим ударом, в который была вложена вся сила меча, он мгновенно разрубал толстые сучья.