- Проходите! Желаю Вам удачи!
Пятая фыркнула и, распахнув дверь, скрылась за ней прыжком. Настала моя очередь.
Я приблизилась: от двери веяло холодом.
- Проходите! Желаю Вам удачи!
Неизвестная глава
Жрица понемногу обживалась среди людей. Когда жрицу, лежавшую без чувств, отыскали рыбаки, они стали допытываться какого она рода племени и как здесь очутилась. Очнувшись, Аризна первым делом увидела три склонившихся к ней смуглых и заросших бородой лица. Она с удивлением отметила, что три пары глаз, вперивших в нее свой взгляд, были слишком блеклыми: серыми, голубыми, светло-зелеными. Стоило ей начать рассматривать их, как один из них, тот, что был голубоглазым, отпрянул. Другие молчаливо трепетали, не смея двинуться.
«Ты отправишься в людские земли, чтобы нести свет Истины им».
Про людей Аризна слышала лишь по коротким обмолвкам дерилидоса, но все они были столь туманными, что давали лишь одно знание: по другую сторону Большого моря живут существа, глухие к гласу ложных богов.
Она глубоко вздохнула, принимая ответственность за новую миссию, возложенную на нее дерилидосом, и встала. Отчего зеленоглазый обрел дар речи.
- Кто ты и откуда ты взялась?
- Я жила в землях по другую сторону моря, когда налетел ураган. Волны сомкнулись над моей головой, не давая дышать, и я закрыла глаза, приготовившись к смерти. А открыла их здесь.
Существа, не знавшие еще света Истины, не только поверили этим россказням, чего жрицы было бы итак достаточно, но и стали почитать ее как высшее существо, выброшенное морем, чтобы указать им путь.
Воспользовавшись удачным стечением обстоятельств, Аризна велела выстроить для себя отдельный дом, который стал считаться священным местом. Когда она обустроилась, дерилидос вновь снизошел до встречи с ней.
- Мы стоим в начале длинного и извилистого пути, дитя. Я хочу поручить тебе нечто важное, это заложит основу для освещения темных разумов светом Истины.
- Все что угодно, мой господин.
- Ты зачнешь ребенка, дитя.
Сердце Аризны, практически без остатка преданное Истинному богу сжалось от страха. Ложные боги предостерегали проводников от продолжения рода. Они говорили, что в таком случае жизнь одного из родителей угаснет, полностью перейдя в ребенка. «Уста ложных богов источают сладкий яд. Он прикрывается благими намерениями, но имеет своей целью лишь отвращение людей от света Истины», - пред внутренним взором жрицы предстал Кодард, выступающий перед толпой с пламенными речами.
- Все что угодно, мой господин.
Жизнь, отданная в услужение высшим целям, была самой главной ценностью жрицы. По крайней мере, в этом она пыталась себя убедить
Глава седьмая
Раскрыв дверь, я сделала осторожный шажок вперед, опасаясь не нащупать опору. Но нога моя нащупала твердую почву, и я уже увереннее сделала второй шаг. Когда глаза привыкли к полумраку, я смогла разглядеть, что стою на возвышении в огромном помещении, потолок и стены которого находились очень далеко от меня. Разведав обстановку, я узнала, что стою на возвышении, пол под моими ногами искусно имитировал белую чешую, но был очень грязным. В связи со сделанными открытиями мне в голову пришла мысль, что я попала в мир великанов, в одно из их заброшенных зданий.
Проверить свое предположение мне так и не довелось. Не зная, чем еще заняться, я стала искать лестницу, которая нигде не обнаруживалась. Тем не менее, у меня получилось взаимодействовать окружающим миром, хоть и весьма неожиданным образом. Всего лишь надо было с досады крепко приложить тяжелой подошвой пол, отчего началось землетрясение.
Как я ни старалась удержаться на занятом мною возвышении, меня стряхивало все ближе к краю. Где-то в глубине под моими ногами стремительно нарастал рокот. Через несколько мгновений он достиг высшей точки и вылился в громогласный рев, от которого я потеряла слух. Вокруг воцарилась гнетущая абсолютная тишина, я в испуге коснулась пальцем уха и обнаружила кровь. Но происходившие события не дали мне времени обдумать произошедшее, ведь пол только что бывший относительно ровным стал вертикальной поверхностью. Падая, я успела заметить огромный вертикальный зрачок в глазу лишенном цвета, который открылся в белой чешуе. И я умерла, то ли от испуга, то ли от удара об землю.
Через мгновенье я открыла глаза под палящим солнцем в пустыне: везде, куда простирался глаз, я видела лишь песок, отражавший яркий свет мне в глаза. От пережитого (или вернее сказать «от переумеретого»?) у меня подкашивались ноги, а все тело колотил озноб. Я накинула капюшон и попыталась сесть на горячий песок спиной к солнцу, но поняла, что в этом мире солнц несколько, и они освещали эту выжженную землю с трех сторон, а от песка мои ягодицы, казалось, начали поджариваться даже через плотную ткань штанов. Я сильно вспотела буквально за несколько мгновений. Но делать было нечего.
Я отстегнула и расстелила плед, сложенный в несколько раз. Полученная толщина некоторое время позволяла терпеть жар. Вспомнив о рюкзаке, который к счастью, при перемещении остался при мне, я извлекла из него флягу и стала жадно пить, пока организм не запротестовал, заставив часть воды вылиться обратно. Рука лихорадочно потянулась к ножу, висящему на бедре, с целью укоротить одежду так сильно, как только возможно, но, неизвестно откуда взявшаяся в моем воспаленном мозгу разумная мысль, заставила меня остановиться. Следующий мир мог быть любым, например, обжигающе ледяным, поэтому целая одежда могла мне еще пригодиться.
Побив себя по щекам, я, насколько это было возможно при тех обстоятельствах, сосредоточилась и достала из рюкзака карту. Надежда на то, что клочок пергамента покажет мне, где заканчивается пустыня, затеплившаяся было у меня в душе, была раздавлена девственной чистотой карты. Я повертела ее так и сяк, подула и даже потерла, но чуда, как и следовало, не случилось. Меня понемногу охватывала паника, усугубляемая невероятной жарой. Плотный капюшон не помогал, и голову все равно напекало. На открытых частях тела появились ожоги, которые мало того, что болели, еще и ужасно чесались. Время прекратило свое существование и одновременно простиралось далеко вокруг, я будто застряла в гигантских песочных часах. Мне хотелось лишь одного – поскорее умереть и упокоиться навсегда. Я легла животом на нагревшийся плед и надела рюкзак, чтобы прикрыть спину, после чего бессильно уронила голову и потеряла сознание.
Когда моей кожи коснулся холодок, я решила, что нахожусь в раю. Плед еще оставался горячим, поэтому я отпихнула его, оказавшись на голой земле. Время шло, холод становился сильнее, и обманывать себя дальше я уже не могла. Это место не было раем, мое путешествие продолжалось, а вокруг раскинулся очередной негостеприимный мирок.
Я заставила себя подняться. Это оказалось непросто, тело едва подчинялось моим приказам. Получилось только перевернуться на спину, бухнувшись на рюкзак. На обожжённую кожу падали хлопья снега, заставляя меня морщиться от неприятных ощущений. Меня окружал хвойный лес, вместо привычного красного бывшего зеленым. «Здесь наверняка водятся опасные дикие звери», - пробежала ленивая мысль. Лежать, постепенно накрываясь пушистым одеялом было приятно, только холодно, но с каждой минутой это имело все меньше и меньше значения.
Когда я сомкнула уставшие веки, в правой руке появился зуд. Будучи сначала незаметным, он нарастал. И если сперва я могла его игнорировать, все быстрее отдавая жизнь холоду, то уже скоро я не смогла сдержаться и непослушными пальцами попыталась почесать плечо через блузку. Несколько волдырей из множества покрывших ожоги, стали лопаться, разрывая едва образовавшуюся тонкую новую кожу. Пальцы стало колоть множеством острых иголочек, но я продолжала чесать все сильнее зудевшее плечо.
Но вместе с болью пришли и воспоминания. В голове будто рассеялся туман, обнажив, кто я и как тут оказалась. Чья-то рука легла на мне на плечо, и я увидела, будто наяву стоявшего рядом со мной Хокена и то, как его глаза стали фиолетовыми. Воспаленная кожа с волдырями и струпьями стала слезать с меня, отваливаться клочьями, обнажая глубокую синеву. Такой привычный мне шестой палец отвалился и растворился, не успев коснуться снега. С мороком, так долго укрывавшим меня уходили усталость и боль. Холод беспокоил меня все меньше, к концу «превращения» исчезнув совсем.